глядишь, и в королевский замок на состязание менестрелей попаду,… может меня там король заметит, да и при своём дворе оставит. Так что вы за меня не беспокойтесь, я ведь уже взрослый,… мне как-никак осенью семнадцать годков исполниться… – укладываясь в дорогу, утешал он своих рыдающих отца с матерью.
Ну а что им ещё оставалось делать, раз сын сказал надо идти, значит надо, ведь он уже самостоятельный. Поплакали они, порыдали, да и благословили его на добрые дела, а на дорожку ещё и немного золотых монеток отрядили.
– Нам-то они зачем,… мы уж как-нибудь заработаем, а тебе они в прозапас пригодятся… – молвила ему матушка, зашивая их в потайной карманчик его куртки. Сборы длились недолго, всего-то полдня. И вот пришла пора прощаться.
– Ты береги себя,… ни в какие склоки не ввязывайся,… будь осторожен,… да и курточку свою сохраняй,… не давай её некому,… всегда держи при себе… – напутствовала его мать, прощаясь уже на пороге. Тут родители ещё разок всплакнули, расцеловали его, и отправился Юрген в дальний путь, свою лучшую долю искать.
Долго бродил Юрген по королевству, из города в город, из деревни в деревню. Много дорог исходил, много тропинок истоптал. А за это время немало чего нового увидел, да к тому же ещё и всяких новых мелодий насочинял. Разучил он их и начал наигрывать везде, где только придётся.
Бывало, идёт он по пыльной дороге и, не останавливаясь, прямо на ходу струны своей лютни перебирает. А музыка за ним так и льётся, так и стелиться чарующими звуками, не оставляя никого равнодушным. И даже певчие птицы из соседнего леса следом за ним летят и его мелодии слушают. Уж чего-чего, а недостатка в слушателях и поклонниках у него не было. Всем его музыка нравилась, и все ей восхищались.
Придёт он в какой-нибудь городок, встанет на главной площади и как начнёт свои чудесные мелодии выводить. А народ к нему тут же со всех сторон и сбежится. Соберутся люди вокруг него, стоят, рты пораскроют и слушают. Ну, разумеется, кой-чего ему и на жизнь перепадало. Платил ему народ за его чудное мастерство. Кто чем расплачивался, кто медной монеткой, кто спелым яблочком, кто кусочком ржаного хлебушка, а кто и за стол приглашал да на ночлег зазывал. Одним словом жил Юрген и не тужил.
Даже более того, приобрёл себе по случаю обновку, башмаки с завязками и цветастый наряд, в точности такой, какой настоящие менестрели носят. И стал он теперь совсем на музыканта похож, и уже не только талантом, но ещё и своим превосходным внешним видом. Однако на весь этот свой вид, родительских денег он ни монетки не потратил, а так и продолжал их, как матушка завещала, в своей курточке сохранять. Уж больно они ему дороги были, о доме родном напоминали, и никак не хотел он с ними расставаться.
А меж тем время шло, дни летели, и не успел он оглянуться, как подкралась осень. Кое-где уже порыжела листва, погода начала меняться, а некоторые крестьяне даже начали убирать урожай.
