схватывая мелодию. Знакомые, пришедшие чуть ли не из молодости ноты обхватили сердце мужчины. Приятные колкие волны пробежали по загорелой коже, гонимые низким голосом. Там, за бумажной перегородкой, за чертой жизни и смерти, у крохотного костра в пустыне сидели парни и, мучительно скучающие по отчему дому, смотрели на пляску огня. Разрывающие комок скорби в груди строчки песни о горящем поезде сдвигали густые брови, сладостно зажимали глаза, мудро качали обритые головы. Черные грубые пальцы держали струны, колючий подбородок опускался, призывая возвратиться домой. Чужой этому месту удар колес выкатил из сухих темных глаз слезы. Он и не заметил, как голова, ведомая горячими звуками, закачалась. Сердце, болезненное, ещё не оправившееся от войны, взывало к юным ребятам, что расстались с ним и жизнью под бездушными пулями. Как тот, жалующийся о расставании навсегда, они смотрели друг на друга задорными, блестящими глазами и рассказывали байки только что созревшими голосами. Как тот, чей стакан опустел с горя, ребята в первый и последний раз поцеловали девчонку на перроне, держали игрушечную ручку племянницы, так преданно глядевшей, обнимали упавшие плечи матери, кричали в окно обнадеживающие слова и махали, махали. Улыбающиеся, они отвечали одновременным обращением к мужчине по званию. Парнишки, раскидывающие карты в минуту тишины, бреющие едва проклюнувшуюся щетину у сломанного зеркала, играющие на гитаре, любили его и относились с великим уважением. Затряслась губа. Зеленые куртки, смятые, порванные, оставленные, лежали в окопах рядом с их владельцами. Дрогнув, голос повторял какие-то непонятные обрывки букв о дорогой земле. Желтая подружка в едва возмужавших руках покорно подыгрывала, не задумываясь ни о чьей судьбе. Во рту просило водки.
Поезд помрачнел и вместе с тем зарылся в тугую тишину. Серо-синий дым покрывалом падал на металлическую крышу. Вытягиваясь, вжимаясь, двигатели работали, не жалея мощности. Из-под колес вылетали огненные искры, они сыпались на землю и тухли навсегда.
Стянувшиеся дорожки на щеках смахнула шершавая ладонь. Блестящие глаза бессмысленно наблюдали за пролетающими стволами, блестящими волнами, кронами, разваленными теплицами, вершинами гор. Слипшиеся, треснувшие, слегка солоноватые губы с горечью сжались. Тяжелым армейским шагом Дмитрий возвратился в купе.
Утро, суматошный парнишка с толстыми стеклами на носу, пришло чрезвычайно скоро. Только что упавшая на подушку голова мужчины поднялась спустя пять минут. Искрящееся солнце щедро заливало комнатушки светом. На верхней полке повернулись. Дмитрий прибрал белье, укоренный взглядом попутчика. Он сел на свое место и продолжил отсчитывать минуты до прибытия на нужную станцию. Крякнув, выпуская тяжелый запах ночной идиллии, Лёня поднялся и закрыл глаза широкой ладонью. Должно быть, гудела голова. Раскрывшись, с полки повисли длинные бледные ноги. Саша, сонно-виновато растягивая губы, убрала спутанные волосы за ухо и, схватив маленькую сумочку, выскользнула за дверь. Дмитрий, сомкнув пальцы в замке, вздохнул тихо, легко.
– Надеюсь,
