кто казался адекватным – шеф «бригады» – начальник над Егором и всеми прочими. Он запретил везти убитого парня в больницу – мол, раз уж умер парняга, так чего светиться. Это довело Егора до ручки, он кинулся на меня с ножом. Естественно, я прибег к самообороне. Прежде чем нас успели растащить, я разбил ему морду в кровь. Ну да, сорвался я, не выдержал – достал меня сей отморозок хуже некуда. Непростительная ошибка с моей стороны.
Егор был не из тех, кто испытывает пиетет перед докторами. Я уже говорил, что для многих нынешних «клиентов» я был человеком третьего сорта, потому что упорно отказывался перенимать уголовные замашки. А для Егора стал врагом номер один – он твердо решил, что именно я угробил его братца. По идее, мне нужно было сразу пойти к Некрасову и доложиться: так мол и так, наезжает на меня человек без причины, и дело замяли бы «по понятиям». К сожалению, я пренебрег бандитскими условностями и поплатился – через три дня сам оказался в нейрохирургии с проломленной головой.
Повезло, что не убили. Отдубасили меня ночью, когда я возвращался из гаража домой. Поставил машину, все чин-чинарем, подхожу к подъезду. И тут эти пятеро. Егора, само собой, с ними не было, я видел этих жлобов впервые в жизни. Я оборонялся, свалил троих с ног, но два остальных оказались достаточно резвыми и умелыми. Огребли меня чем-то тяжелым по затылку. Дальше ничего не помню.
К счастью, обошлось без трепанации черепа, хотя мозговое кровоизлияние я все же словил. Я пролежал в больнице полтора месяца, а полностью оправился только через полгода. И еще потерял способность к обонянию.
Кроме затылка, мне сломали нос, но это полбеды. Есть такая костная пластинка, по-латински она называется «lamina cribrosa», «продырявленная». Сквозь нее от мозга отходят тонкие нити – обонятельные нервы. Они проходят через отверстия в пластинке и закачиваются чувствительными окончаниями в слизистой носовой полости. Так вот, при сильнейшем ударе пластинка сдвигается и разом перерезает все нити-нервы. Здорово? Именно это со мной и случилось. Обоняние в таком случае не восстанавливается никогда. Неприятно, конечно, но жить можно. Это вам не глаз лишиться.
А когда я вышел из больницы, то обнаружил, что лишился Любки. Дела у нас с ней в последние два года шли наперекосяк, ругались мы постоянно, ее любовь ко мне угасла и сменилась полным равнодушием. Деньги мои ее по-прежнему радовали, а вот я – нет. Не буду рассказывать подробности того, как мы с ней отдалялись друг от друга, как ругались и мирились, не хочу портить настроение ни вам, ни себе. Во всяком случае, в больницу ко мне она пришла всего раза три, а потом и вовсе перестала навещать. Дома я обнаружил пустоту – она забрала все свои вещи, а именно они составляли большую часть того, что заполняло комнаты. Созвонились, встретились в кафе… Она сказала: «Я подаю на развод». Я сказал: «Ладно, что ж тут поделать». Она сказала: «Не сердись, ладно?». Я не удержался, слезы потекли из глаз. «И как же ты будешь без моих денег?» – спросил. «Это
