явно больше жалел о расплесканном напрасно свинце, чем о спине своего друга Таксиста. Он сковырнул несколько свинцовых капель, которые застыли на асфальте, и закинул их обратно в банку.
– Пойди сюда, Таксист! И хватит орать, в самом деле, – позвал его другой пацан из компании старших – Даня. Нет, по-настоящему звали его не Даня, а Максим, но кличка у него была именно такая. Он был очень толстый, похожий на жабу.
Таксист подошел к Дане и повернулся спиной. Даня поплевал на ладонь и быстро ногтем большого пальца отковырнул от Таксистовой спины прилипшие к коже капли свинца. Таксист взвыл еще раз. Места попадания свинца покраснели и вспухли.
– Сука ты, Рома, – горько и негромко сказал Таксист, но Рома услышал.
Он резко развернулся, вытаращился на обожженного друга и с размаху дал ему по плечу палкой с консервной банкой, которую он продолжал держать в руках. Удар вышел сбоку, сильный, так что банка слетела с палки и покатилась по плацу. Таксист завопил от боли во второй раз.
– За базаром следи, – сказал ему Рома и отбросил палку. – Я же не специально на тебя плеснул.
Рома расстегнул штаны и отлил в костер. Видимо, после случая с Таксистом настроение плавить свинец у Ромы пропало. Он подобрал готовые свинцовые конусы, кинул один Саньку Струкову, махнул своим дружкам и пошел прочь из Лётки. Таксист потер спину, плечо и почапал за Ромой.
Мы же по очереди покрутили выплавленный свинец в руках. Он был очень тяжелый, сверкающий, красивый. Оставшиеся пластины из аккумулятора мы со Струковыми спрятали в ближние кусты и тоже полезли из Лётки обратно во двор. Я думал о Роме и о том, как он отделал Таксиста. Видимо, не такой уж он и добрый. Не добрее своего брата Костяна. Я бы ни за что ни Санька, ни Димана бить палкой не стал бы. Пинка дать можно, но это же в шутку, а палкой – нет.
А свинец мы потом еще много раз плавили. Тем летом это стало одним из самых любимых занятий всех мелких. Просто так жечь костры было уже неинтересно, а свинец в банке − то что надо.
Кто-то из наших сказал, что завтра мы бьемся с «Мадридом». Это значит, что следующим вечером мы стенка на стенку подеремся с пацанами из соседнего двора. Вечер должен быть не очень поздним, чтобы нашим родителям еще не захотелось звать нас домой.
Никто из пацанов не помнит, когда случилась первая битва с «Мадридом». Наверное, с самой постройки наших дворов. Я помню два года войны. Костян говорил, что помнит пять лет. Отец Струковых жил тут с самого детства и тоже воевал с соседним двором. В прошлом году было четыре сражения, и во всех наш «Тринадцатый» победил. Но этим летом все поменялось, и мы уже проигрывали три − ноль.
Воюем с «Мадридом» мы вот как: от нашего двора дерутся все старшие и несколько мелких на выбор Костика и Ромы. Старших у нас во дворе человек десять. Участвовать в битве они должны все. За отговорки у нас чмырят, причем даже старших. Но отговорок и сачков – тех, кто драться с «Мадридом» не хочет, − обычно и не бывает. Старшие все рвутся в бой.
Малышей
