стала рассказывать проницательнейшему Федору Тучкову и Веронике – Огневушке-поскакушке, как про себя определила ее сущность Марина.
Или вместо «поскакушка» следует читать «потаскушка»?
Пожалуй… Пожалуй, нет. И сладкий Геннадий Иванович, будущая теннисная звезда, и Федор Тучков, испытавшие на себе действие Вероникиных чар, всей душой мечтали, чтобы на них кто-нибудь распространил эти самые чары. Кажется, это называется «вырваться из семейного плена» и еще, кажется, так – «нет такого женатого мужчины, который хоть на один день не мечтал бы стать холостым!». Вероника просто подыгрывала – уж по крайней мере она не воспринимала их всерьез, страдальцев, дорвавшихся до санаторной свободы, это точно. Марина тоже не воспринимала бы, если бы… если бы вокруг нее кто-то так же стал увиваться. Федор Тучков не в счет, вряд ли он за ней… увивается. Скорее всего так понимает «хороший тон».
Марина закрутила кран и вылезла из ванны, на всякий случай придерживаясь за стену рукой – не хватало только еще раз свалиться! Кто раздобудет ей подорожник и благородно подставит плечо, чтобы вести, как водят раненых в кино?!
От одной этой мысли Марину передернуло – она не желала, чтобы ее так вели. Впрочем, если бы это был благородный герой в выцветших и потертых джинсах, она, пожалуй, согласилась бы. А если Федор Тучков – нет, спасибо!
Интересно, у него есть жена? И если есть, какая она? Такая же гладкая и пузатенькая, как он сам, в химических блондинистых завитушках? Или, наоборот, костлявая и нескладная, как старая беспородная лошадь?
Господи, о чем она думает? Какое ей дело до предполагаемой жены Федора Тучкова?! Ей и до него самого не может быть никакого дела, тем более что за вечер он надоел ей хуже горькой редьки!
Есть-то как хочется!
Марина размотала с головы влажный и теплый тюрбан махрового полотенца и включила фен. Хочется или не хочется, все равно сначала придется привести в порядок волосы. Если волосы в порядке, остальное не имеет значения, хоть в мешок нарядись. Волосы и еще туфли.
Марина посмотрела на свои босые ноги и пошевелила большими пальцами. Фен бодро гудел.
Волосы еще туда-сюда, с ними все ничего. А вот с туфлями дело плохо.
Каблуки она не носила – в десятом классе неожиданно оказалась выше всех, не только девочек, но и мальчиков тоже. Только тогда никто не был осведомлен о том, что метр восемьдесят – это красиво, стильно и вообще открывает прямую дорогу к наизаветнейшей женской мечте – профессии фотомодели, и в классе Марину просто перестали замечать. Сидит и сидит на последней парте некое сутулое существо с крысиным хвостиком серых волос и в очках. Нога тоже выросла – сороковой размер, шутка ли! – и всю розовую юность Марина проходила в папиных сандалиях. Негде было взять туфли сорокового размера – отечественная промышленность не признавала наличия в Стране Советов высоких, худых, длинноногих, толстых, низких, маленьких, коротконогих, длинноруких и еще каких-нибудь. Одежда была «средняя» – размер пятьдесят,
