бы ту же,В друзей – где вы теперь, далекие? —
В любовь, с которой нету сладу.
Она, вися мечом дамокловым,
Нас губит в молодости сразу.
Не колесил тогда по миру я.
Читал в глуши «районку» скверную,
Что, о событьях информируя,
В дуду дудела лишь хвалебную.
Печальная, однако, миссия!
Но такова была епархия,
Где правда и свободомыслие
За стены кухонь не выпархивали.
Слова, решения безмозглые,
Достойны вы лишь сожаления!
А что народ? Народ безмолвствовал,
Когда ссылали Солженицына.
А впрочем, разве удивительно,
Что молча мы его предали?..
Был «День один Иван Денисыча»
Подобен бомбе – не петарде.
Как было внове нам, однако же,
Читать – ведь терпит всё бумага! —
Слова, такие необманные,
О буднях страшного ГУЛАГа.
Не с этой ли аббревиатурою,
Ничем не измеримой мукой,
Культурой и литературою
Мы поплатились, и наукой?
Масштаб большой людской трагедии
Осмысливая с ходу, разом,
Читая, мы едва не бредили,
И ум наш заходил за разум.
В страной пережитое пристально,
Как в бездну, мы глядели жутко…
Но незаметно как-то, исподволь
Вновь гаек началась закрутка.
И все смолчали верноподданно, —
Подумаешь, о зеке повесть! —
Когда «Аэрофлотом» подло мы
Швырнули за границу совесть…
Едва ль по ящичкам и полочкам
Всё разложу в тех днях летящих.
До армии литфак окончил я,
И горд был тем, что я – литейщик.
Уж ты-то мне навек запомнилась,
Моя литейка! Без кресала
У жаркого огня и полымя
Судьба характер мой тесала.
Не розы рвал я, не магнолии —
Стране чугун варил в вагранке.
Служил у самой у Монголии,
В Бурятии, почти в загранке.
За тыщи вёрст от милой Отчины
В казарме нам жилось, как дома,
И были мы в Уставе точными,
Хоть и не пахли дни медово.
О эта служба заграничная!
Порыв и изъявленье воли.
А впрочем, это всё обычная
Лишь проза жизни – и не боле.
Погоны снял я поздней осенью,
И вскоре —
не по воле ль божьей? —
Меня судьба взяла да бросила
В степное жаркое Поволжье.
О бедные мои родители!
Тогда не прав я был, пожалуй:
Ведь вы меня почти не видели —
Настолько отбыл я пожарно.
Сегодня я, обретший опыта,
Случившееся не охаиваю.
Но сколько прежде было ропота:
«Чужая сторона, плохая ты…»
Но – здравствуй,
мать-литейка душная!
С работой отродясь не в ссоре,
Чуть-чуть поплакался в подушку я
От смен ночных, но свыкся
