style="font-size:15px;"> «Варшавянка» услышала, как, стукнув кулаком о колено, командир обругал себя: «Мальчишка! Слабак! Расклеился, точно истеричка! Кончай, слышишь! В конце концов, ты командир подводной лодки, а не «Ромео» с гитарой! Вот уйду в море, и все у меня наладится, потому как рядом будут знакомые лица сослуживцев, крепкий запах мужского пота, а главное – со мной будет моя любимая «Варшавянка»!
Будь у лодки слезы, она бы, наверное, заплакала от жалости к командиру, но так как «Варшавянка» была из высококачественной стали, то всего лишь поблагодарила командира за добрые слова о себе. «Спасибо, командир», – тихо прошептала лодка и, увидев, что машина с командиром исчезла за углом пятиэтажного дома, решила на время вернуться к пирсу, где и услышала знакомое…
4
«Упала шляпа, пропала шляпа… ля-ля-ля…» – Все так же, как и раньше, громко орал и топал по бетонке пирса тот же часовой-шляпник, должно быть, с нетерпением ожидая смену караула. «Ну, артист! Когда ж его сменят? – с неприязнью глядя на своего охранника с автоматом, раздраженно подумала лодка. – Достал он меня этой шляпой! Упала и пропала – ну и хрен с ней, как говорит, боцман Петрович. Пропала – купи новую, делов-то. Ну, люди! Из рядовой пропажи целую трагедию сочинят. Сочинители! Сходили бы разок со мной в океан – вот где простор для сочинений. На север пошли бы, к острову Врангеля – смотри, сочиняй про белых медведей, про полярное сияние, про коварные льдины; спустились бы к югу – пиши, выдумывай про коралловые острова, обжигающее солнце, пальмы-кокосы. А он все: шляпа, шляпа! Какие-то глупые у людей песни, неужели нельзя ничего умнее придумать? Кто-то где-то насочинял всякую белиберду, а этот балбес с автоматом почти два часа меня мучает пропавшей шляпой». – «Варшавянка» накинулась было на часового, однако затем сменила гнев на милость. – Чего это я, дура старая, к парню прицепилась, он, что ли, эту дурацкую песню придумал, ну, конечно же, нет, он всего лишь исполнитель. Просто скучно ему, домой, наверное, хочется, к маме, к папе. А что, нормальное желание, мне же тоже в море хочется, ой как хочется. Так бы и закричала на всю бухту: «Я в море хочу! Хочу, хочу, хочу!»
И «Варшавянка», оставив в покое горластого часового, ударилась в воспоминания. А почему бы и нет, время на это у нее есть.
«Да, было время, и я когда-то молодой, красивой, шустрой была! Ну прямо спасу нет, какой шустрой! – таким емким выражением, иногда брюзжит старпом. А как я ныряла, как ныряла! Куда там до меня дельфинам и прочим кашалотообразным! Бывало, нырнешь на запредельную глубину – аж дух захватывает! – и ты каждым швом ощущаешь, как нервно потрескивает корпус, как он прогибается от свирепого давления многотонной массы воды и, кажется, что все живое вокруг замирает от ужаса, и лишь одной мне не было страшно, скорее – весело. Глупая была, все мне было нипочем, и ничего меня особо не тревожило: ни страх морских глубин,
