в другое пространство, только если будем соблюдать некоторые правила. В нем необходимо удерживать скорость 300 км/ч в течение десяти секунд, только тогда возможно перемещение. Именно для этого я и попросил тебя взять этот звездолет, на котором мы приехали сюда.
– Меня, конечно, как и тебя, уже ничем не удивишь, но это ты загнул, дружище, – смотрел он на меня, улыбаясь.– Может тебя разводят?
– Когда я всё это слушал, так и думал, но мне ничего не остаётся, как поверить в это, потому что это моя последняя надежда.
– Хорошо, но в том месте, где нужно гнать 300 км/ч, будет много машин, обычно там огромные очереди на границе. Там негде разгон взять.
– Нам нужно пробовать, Донато. Основная причина всех этих движений – я. Я устал от такой жизни. Или я покончу жизнь самоубийством или погибну в этой войне. Так лучше я погибну на поле боя, чем сдохну от боли, которая меня съедает, – вернулись мы к авто.
Очередной раз убеждаюсь в том, что Донато – преданный друг. Принимая мои глупости, он шёл вместе со мной до конца. Смог бы я так слепо верить своему другу, не знаю. Смотря в окно и наблюдая за всем, что видели мои глаза, я размышлял о своей жизни. Думал о Вике, Марине и Валентине, с которой заочно недавно познакомился. Ведь после того, как я разошёлся с Викторией, я так никого и не полюбил, хотя хотел. Такое жалкое и противное чувство я испытывал в те времена… Глядя на Донато, который уверено вел наш звездолет к новым неизведанным мирам, я думал о его отце, которого он так долго уже искал. Он никогда не рассказывал мне о своей боли, но я ведь знал, что она его мучит.
Поймав мой пристальный взгляд, он спросил меня:
– Что—то случилось? – смотрел Донато то на меня, то на дорогу.
– Нет, просто задумался, брат, – похлопал я его по плечу, – подумал о твоем отце.
Донато замолчал. Понимая, что это больная тема, я не стал продолжать, но тут, неожиданно для меня, продолжил он:
– У меня есть, чем с тобой поделиться, брат, но это тема настолько скользкая, что мне страшно даже шепотом говорить об этом. Могу сказать, что я узнал, где находится мой отец.
– Ты боишься с ним встретиться, – неожиданно для самого себя перебил я друга.
– Нет, Ром, все намного сложнее, чем ты думаешь, – взглянул он на меня неоднозначно.– Я сам ещё многого не знаю, но, кажется, та тварь, которая мучит тебя, как—то и его достала. Я тебе ничего не говорил, потому что боялся. Отца, кажется, преследуют, потому что он… – выполнив поворот, Донато продолжил, – потому что он что—то создал, что никому еще не удавалось, – взглянул он на меня тревожно.– Только очень прошу, никому ничего не говори об этом…
Слова Донато повергли меня в шок, и я не смог вставить даже и слова. Неоднозначные чувства охватили меня – я не мог ни радоваться, ни сожалеть… Отец Донато вроде бы нашелся, а проблемы остались.
И тогда я сказал:
