невнятно: —Вспомнил я случай такой,
Не даёт он мне покой,
Будто в блюдечке из стали
Мы куда-то прилетали
И спустились наяву
В свежекрашену траву.
Как тогда мне было худо,
Никогда я не забуду:
Телом грешным – невесом,
А раздулся – будто сом.
Как с таким предстал я видом,
И сейчас мне, Ваня, стыдно.
Но от бесов, видит Бог,
Как вернулся, враз убёг.
Вот теперь я понял лично —
Отношения критичны.
Мне на то, где был я «за»,
Не закрыть ли, Вань, глаза?
Ведь решиться на такое
Можно только с перепоя.
На сценарий сей пойдёт
Только полный идиот».
Царь, поняв себе угрозу,
Одолел токсоплазмозу.
Хоть не так отвагой смел,
Ум в башку его осел.
Коли власти нет урону,
Царь вертел в руках корону,
Прокрутив в уме стократ,
Сколь в камнях её карат.
Борщевик
Маковский В. Е., «Опять они ссорятся. Повар и кухарка», 1912 г.
Брат-Данила скушал кашу,
Осушив чугун до дна,
А братьям, Ивану с Пашей,
Не оставил ни хрена.
Павел-Царь на тракт дорожный
Из дворцовых вышел врат.
Что чугун уже порожний,
Обнаружил Ванька-брат.
У Ивана враз заныло
Под ребром, а в горле – ком:
«Уличённым быть Данила
Может в действии таком.
Как явился телом грязным
С Барабамских чуждых сред,
Так он в формах самых разных
Нам теперь наносит вред.
И доколь терпеть-то будем
Мы с Павлушей участь ту?
Надо этому Иуде
Крепко съездить по хребту.
Проучить пора проглота!
На себя сие беру.
Но куда вот понесло-то
Пашку в эдаку жару?»
Помянул Иван лишь Павла,
Двери скрип раздался вдруг —
Царь явился с телом вялым,
Выражающим недуг.
На лице Царя ожоги,
Обе руки в волдырях.
От чего-то явно в шоке
Он застыл в дворца дверях.
«Стал здоровьем я в утрате!
Сколь, смотри, на теле ран!
Мне себя скрывать и прятать
Специально бы Иван.
У меня ж ума хватило —
Сам полез как кур во щи —
Обнажиться под светило,
Чтоб прогреть свои мощи, —
Царь со стоном: —
Божья матерь!
Мне совет свой подари,
Чем ожоги завязати
И заткнути волдыри?
Царь не здрав – молитесь люди!
Помоги, кто может, мне!
И пускай тогда всем будет
Хорошо во всей стране».
Чтоб его облегчить муки,
Уложив Царя в кровать,
Ванька
