ни нормальной еды. Топоры, чтобы каждому работнику в руки, не давали. Только под присмотром. «Ага, вооружи вас топорами да вилами», – посмеивалась охрана. Начали шалаши ставить, разрывать снег до земли, костры жечь, на кострищах спать.
Игнат Иосифович на Кулае окончательно решил: жизни здесь не будет. Это понимали многие. Да не все решались на побег. В который раз поблагодарил Игнат Иосифович Господа и помолился за рабу Божью Анну, что приютила Елену у себя, с младенцем было бы сложнее. Решил идти с семьёй в ночь на Пасху, в тот год она была двадцатого апреля. Апрель стоял морозный, лежнёвку не развезло, но дело шло к этому, ждать дальше нельзя. Ночью под свет звёзд Игнат Иосифович со своей Матрёной Фёдоровной и старшими детьми Иваном да Василием пошли узкой дороге. На двух конных охранников наткнулись под самое утро. Но Бог уберёг, охранники из местных, недавно призванные, махнули рукой, мол, мы вас не видели, идите с Богом. Правда, ухнуло сердце у Игната Иосифовича, пошло в галоп, вдруг раздался за спиной громкий оклик «подождите». Обернулся, охранник направил коня в их сторону. Бежать бесполезно, Игнат Иосифович безропотно остановился – что дальше будет? Охранник подъехал вплотную, наклонился с седла и сунул в руку Игнату Иосифовичу что-то завёрнутое в тряпочку. И ускакал. Оказалось, три яйца крашеных и кусок кулича.
Беспрепятственно добрались до Петровки. Раба Божья Анна обрадовалась, как родным. На Пасху приехали кумовья из Мартюшей. Они забрали с собой беглецов, потом помогли переправиться в Тару. Везде попадались добрые люди, так семья добралась до Омска, где удалось затеряться и осесть.
– Когда первый раз поехали с батюшкой на Кулай, – рассказывает матушка, – не могла избавиться от чувства – еду туда, где были прадедушка и прабабушка, бабушкины братья, куда бабушка чудом не попала… Всё перемешалось, прадед был старостой церкви в Заводоуковске, мама – партийной, дедушка воевал, танкист до Берлина дошёл. А про Кулай впервые услышала в монастыре, его прошли две наши монахини – матушка Гликерия и матушка Пелагия…
Матушка Гликерия оказалась «за болотом», как называли Кулай местные, в шесть лет. В первые дни спецпоселения, в марте тридцатого года. Прибыла семья обозом из Москаленок. Мать, отец, четверо детей. Она младшая. Сестрёнка, всего на год старше, в первые дни на Кулае сильно простудилась. Больную посадить бы на русскую печь, да где взять ту печь. Через два дня девочка умерла. Слава Богу, остальных детей смертельные хвори обошли. Мать семейства, отчаянная женщина, по теплу надумала с тремя детьми бежать. Продуктовую норму работника получал один муж, отдавал её детям, сам впроголодь перебивался. Если так дальше пойдёт, а другого не предвиделось, она и мужа потеряет, следом детей. Побег удался, вышла сама из кольца болот, вывела детей. Куда дальше? Вариантов не было, надо идти в Москаленки, а дальше в родную Николаевку.
На что надеялась женщина? Власти забудут? Оставят в покое? Или была договорённость с мужем, он тоже убежит с Кулая, потом все вместе куда-нибудь уйдут? Через одиннадцать
