обвинил в разгоревшемся в Риме пожаре христиан и уничтожал их, отдавая на съедение зверям в цирке.
Но со временем сама империя стала христианской, вся европейская культура. И вот мы начинаем сейчас каждый год 1 января – от Рождества Христова! Победа! Надежда не посрамила.
А посмотрите на историю России. Нет, кажется, такой страницы, которая обошлась бы без какого-нибудь страшного испытания, через которое проходила вся Русь, весь народ, Церковь и все верующие, и как их всех объединяла эта надежда, а ее осуществление приносило счастье. В результате мы становились исторически счастливой нацией.
Я верю в победу добра на Руси! Я верю, что все испытания, через которые мы сейчас проходим, лишь временные. И самое главное для нас – не терять эту христианскую надежду. Христос – наша надежда – пусть освятит всех нас Своей святостью, Своей любовью. Дай Бог!
Промысл Божий – путь, который направляет Его воля
Мы, верующие христиане, учимся Промыслу Божию каждый день. Больше того, буквально каждый час, каждую минуту и даже каждую секунду. Промысл Божий отличается от воли Божией тем, что по любви Господа к нам он берет на учет, если можно так выразиться, наше зло. И из этого зла делает добро.
Самый высший Промысл, какой мы знаем в истории человечества, это, конечно, грех – страшный, самый большой грех, какой человечество когда-либо сделало, распяв на Кресте Иисуса Христа. Но этим Крестом Промысл Божий спас и спасает мир.
Мы видим Промысл Божий ежечасно, ежеминутно, иногда постижение его смысла растягивается для нас на десятилетия. Я не мог себе представить, и в голову не шло, и не снилось мне, что окажусь в этой комнате. Даже когда я сейчас ехал в Москву, я не знал и не думал, что буду находиться в келье святейшего патриарха Тихона, Московского и всея Руси, причисленного теперь к лику святых исповедника Всероссийского. И в то же самое время для нас в Америке, откуда я приехал, – просветителя.
Когда святитель Тихон в начале века был архиепископом в том самом городе Сан-Франциско, где потом мне, грешному, тоже было суждено служить, причем в его облачениях, – он не мог себе даже представить, что окажется здесь, в этой комнате, под домашним арестом и страшным давлением, духовным и психологическим (физически тоже было нелегко), только за то, что он был настоящий, подлинный, верный христианин. Ничего больше!
Он сказал: «Пусть имя мое погибнет, лишь бы Церкви было лучше». Такая жертва есть подлинная христианская любовь, изумительная, любовь, которая совершенно уже не считается с собой и во всем повинуется Промыслу Божию. И хотя, конечно, повторяю, он не знал, когда был в Америке, что окажется узником у себя на родине, и в таком положении, на таком посту, тем не менее все-таки уже, конечно, видел и чувствовал, что путь Церкви Русской был дан ему в руки не только внешне, административно и официально, но гораздо глубже. И когда он говорил эти слова, он осознавал, что направляет историю Русской Церкви
