так стремительно, что женщина не успела почувствовать ни боли, ни мучений, которыми пугали ее многочисленные товарки. Крепкий, темноволосый малыш понравился Каталии, она похлопала его по спинке, огладила мокрую головку:
– Хорош, хорош парень, – одобрительно хмыкнула, вручила попискивающего мальчонку матери, а потом бесцеремонно помяла ее раздутые груди. – Велю давать тебе мяса побольше, корми мальца как следует.
Лекарка подмигнула Тайле и вышла.
Та разрыдалась, едва за знахаркой закрылась тяжелая дверь. Она так надеялась родить свое дитя подальше от любопытных глаз, в омывальне или во дворике, в густых кустах колючей терии, и умертвить, чтобы беспощадные лапы Каталии и магистра Аглисола не добрались до него. Не успела, не спасла…
Женщины подходили к родильнице, сочувственно обнимали ее, молча гладили по голове, прятали глаза. Им нечего было сказать своей подруге, да и какие слова смогли бы утешить несчастную мать и унять страшную боль в ее разбитом, плачущем сердце?
Через несколько дней Тайла вернулась к своим обязанностям. Каждое утро после завтрака женщин приводили в большую светлую комнату, которую называли Фабрикой. Здесь жили дети. Сердце самого жестокого злодея затрепетало бы от жалости, взгляни он на несчастных изуродованных крошек.
Дети с длинными лебедиными шеями, окованными высокими латунными ошейниками; одни безногие и безрукие, а другие с пришитыми к спинам руками и ногами своих товарищей; подростки, запертые в тесных, причудливо изогнутых металлических доспехах; малыши с вживленными в мягкую плоть каменными узорами и орнаментами…
Женщины омывали детей, кормили, меняли повязки на ранах, прибирали постели, выносили ночные горшки, распахивали настежь окна, чтобы хоть чуть-чуть выветрить тошнотворный запах застоявшейся мочи и гниющей плоти.
Матери тайком целовали своих изломанных, изувеченных детишек, едва слышно шептали им нежности, изо всех сил сдерживая слезы и оглядываясь по сторонам – смотрители не дремали и тут же опускали свои тяжелые дубинки на спины провинившихся женщин.
Тайла работала споро, не смотрела ни на детей, ни на смотрителей, поглощенная одной лишь ужасной мыслью – через два года ее сынок тоже окажется здесь, на Фабрике чудовищ мастера Аглисола, чтобы превратиться в уродливый, отвратительный, очень ценный товар.
По ночам Тайла крепко прижимала к себе сына, без конца целовала его пушистые волосики и грезила, что вот-вот случится чудо, на Фабрику ворвется сказочный спаситель и освободит ее из жуткого плена. Тогда она вернется в родные восточные степи, обнимет родителей, а самый младший брат, увидев ее карапуза, улыбнется весело:
– Это мой новый длуг? Я показу ему свою лосадку, мозно?
Тайла расхохочется и затискает мальчишку, и зацелует, ведь она так скучает по дому, и по бескрайним степным просторам – хоть три дня на коне скачи, края не видно, и по ярко-голубым цветам юбании, что в начале весны заливают землю до самого горизонта…
Но чудо все не случалось,
