После турникетов тянулся длинный проход, по сторонам которого распускались железнодорожные пути. В конце прохода лифт. Уже метров за пятьдесят на него мчались грузные женщины с сумками, бабули с дребезжащей коляской и старички с палкой и плетеной сеткой продуктов.
Металлические ступени сменились кафельными. Шлеп-шлеп, протертые туфли шаркают вниз. Следующая остановка: метро. Обычно на работу я добирался автобусом, но не хочется описывать скучную остановку на Московском шоссе, где кроме как проезжающих мимо дальнобойщиков, заказных автобусов и легковушек с дачниками никого нет. Другое дело в метро. Купил заветный жетон, опустил в турникет, словно монету в игровой автомат, и спускаешься в увлекательный мир, который начинается игрой в гляделки с незнакомцами.
Я опустил жетон, сделал шаг, еще шаг и ступил на эскалатор. Спускаюсь, ищу встречного взгляда тех, кто поднимается на выход. Я рассматриваю каждого человека. Все они такие разные и в то же время такие одинаковые. Невысокие девушки с крашеными волосами в ядовито-зеленый или кислотно-розовый цвет с круглым лицом похожим на спелое яблоко. Высокие девушки с длинными распущенными волосами и с большим непропорциональным лицом как картофелина. Мужчины в черном, с кепкой шафера, лупами в глазах и сумкой почтальона. Мужчины испитого вида с плешивой головой, недельной щетиной и в затасканной кожаной куртке. Я встретился взглядом с девушкой. Мы все смотрели друг на друга и, когда наши пути пересеклись, она ушла ввысь, а я отвел глаза.
И часа не прошло, как я дважды спускался и единожды поднимался. Пройдет еще меньше часа, как я поднимусь и сравняю счет. Кажется, вся наша жизнь наполнена подъемами и спусками. Мы словно черта на графике, которая колеблется то вверх, то вниз зависимо от неведомых обстоятельств. Все спуски я отлично запомнил, а подъемы припоминаются только лестничные. Снова думаю о Русаке.
Задребезжали колеса состава, я сжался и закрыл уши руками. Боялся, что стук эхом отразится болью в голове, но ничего нет. Я опустил руки. Вспышка прошла, или началась другая? Внутри пусто, словно я – глиняный сосуд. Нет ни внутренних органов, ни кровяного давления в венах, ни самих вен. Нет даже воздуха внутри – только вакуум. Нечто подобное ощущалось с первым опытом. Хотя я никому и не признался, что это был первый опыт. Даже самому себе не хотелось признаваться, а сейчас оглядываюсь, и все как-то туманно и безразлично.
Открылись двери состава.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Пролетарская», – сказал холодный мужской голос. Он напоминал голос отца, который вернулся домой после изнуряющей вахты. В этом голосе нет заботы и ласки, в нем проглядывалась отрешенность. Голос объявлял остановки так, словно ты уже проехал свою станцию, потому что невнимателен. Поезд тронулся – мы погрузились во тьму. Когда покачиваешься в замкнутом пространстве вагона, когда свет над головой мерцает, а временами затухает, когда в уши проникает лишь монотонный стук и свист движения, кажется, что другого мира не существует.
