нами и Империей?
– Во всяком случае, между Империей и готами. У них давно уже нелады – с тех пор, как убили Амаласунту. Теодохад пытался увильнуть от ответственности, но, по-моему, наш старый король-поэт доигрался.
– Далмация и Сицилия – вот горячие точки, – опрометчиво сказал Пэдуэй. – Еще до конца этого года…
– Прорицаешь помаленьку?
– Нет, просто мне кажется…
Сквозь пар сверкнул здоровый глаз сирийца – черный и внимательный.
– Мартинус, кто ты такой?
– Ты о чем?
– Есть в тебе что-то… не знаю, как сказать… странное. Ты проявляешь будто невзначай самые необычные познания. А когда я пытаюсь расспросить тебя о твоей родине, о том, как ты попал сюда, – уходишь в сторону.
– Ну… – промолвил Пэдуэй, лихорадочно соображая, как выпутаться. И вдруг придумал ответ – правдивый, но весьма двусмысленный. – Видишь ли, я покинул страну в большой спешке.
– А-а! По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность. – Томасус подмигнул.
Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.
– Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.
– Убийства?
– Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух человек, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.
– Верхом ездит?
– Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам… Между прочим, я готов вернуть тебе долг.
– Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?
– Не уверен, – сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. – По правде, я не прочь расширить производство.
– Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.
– То есть?
– То есть увеличим тот смехотворно малый процент до нормального…
– Ха-ха-ха, – отчеканил Пэдуэй. – Так я и думал. Пойми же: убедившись в надежности помещения денег, процент следует уменьшить.
– Мартинус! – с болью в голосе воскликнул сириец. – Такова твоя благодарность человеку, который сделал тебе столько хорошего!
– Не хочешь – не одалживай. Многие банкиры будут рады научиться американской арифметике.
– Послушай его, Господи!.. Грабеж! Разбой! Я не поддамся! Ну и ступай к другим!..
Сошлись на десяти процентах. По словам Томасуса, для него это было все равно что вырвать из груди сердце и сжечь его на алтаре дружбы.
Говоря о предстоящем убийстве,
