style="font-size:15px;"> – Ну еще бы… – пробормотал Кирилл, переминаясь на ковре, и попытался приличнее пристроить скованные спереди наручниками руки: от гениталий поднял их к груди, но поза образовалась молитвенная, пришлось опустить обратно. – Покушение на устои веры и государства… Да для чего мне это надо? Я никому не враг, господин мэр.
– Но повреждения нанесены! – Лужков пристукнул ладонью. Кирилл подумал, что лицо лысого толстячка похоже на колобок, не слишком старательно скрывающий в себе взведенный стальной капкан.
– Я понимаю, – он вложил в голос сердечное сочувствие: – Храм – ваше детище, вот вам и обидно. Так я наоборот. В смысле, – добавил он поспешно, – зачем же такой храм оскорблять таким безобразием.
– А храм, значит, нравится? – переспросил мэр (не то насмешливо, не то примирительно, не то капкан изготовился щелкнуть).
– Честно говоря, нет.
– Что так?
– Довольно безвкусная коробка. Непропорциональная. Громоздкая. Но стоять, считаю, должен. Все же святилище. Символ.
– Ты, значит, считаешь себя вправе самолично распоряжаться, какое искусство нужно москвичам? А какое – взрывать!!
– Я не самолично…
– А как? Группа? Бандформирование? Или референдум провел, а я и не знал?
– Юрий Михайлович, вам известно, что в народе говорят?
– Мне известно, что в народе говорят, – уверил Лужков, и тень от лампы накрыла половину лица, как козырек. – Я и сам не аристократ.
– Известно, кепка…
– Что ты там бубнишь?
– Что Церетели – ваш друг, и использовал личные связи, чтоб воткнуть своего истукана. Что умеет делать большие бабки, и на этом тоже заработал неслабо. Что западло ставить в столице России памятник, от которого америкашки в Атланте отказались. Да что мы – помойка для их отходов с бит-маками и кока-колой, что ли.
– Ага. Патриот, значит, нашелся.
– Если не я – то кто, если не сейчас – то когда, если не здесь – то где?
– Только без демагогии. А что ты в Останкине нес про конец света? Все у тебя увязано! – Он швырнул по столу кассету – стало быть, с передачей, так пока и не вышедшей.
– Журналисты вас не любят, Юрий Михайлович, – брякнул вдруг Кирилл.
– И не должны. Деньги они любят, славу и себя. А должны рыть правду… нужную! И говорить.
– Боятся они вас. И власти вашей. Что против вашей воли много не пикнешь.
– Пикают, пикают… И что бы им еще хотелось пикать?
– Что имеете вы со всего в городе. Даже и с книг, и с проституток, и с мафии.
– Что ж не пишут? Пусть подадут в суд, он разберется. Сорок судов я уже выиграл.
– Говорят, что в Москве крутится три четверти всех российских денег, вот вы ее и можете украшать, а по стране жрать нечего, – упрямо сказал Кирилл, водя взглядом по строю телефонов сбоку обширного стола.
– Поэтому то, что я строю, надо взрывать?
