ее молчания шокировала и ранила меня.
Теперь же, зная, что умираю, я испытываю странное желание воссоединиться со своим прошлым, и Эмили, как ни удивительно, не выходит из моей головы. Особенно когда я планирую собственные похороны. В конце концов, именно Эмили придумала похоронную игру.
Она назвала это «Смертополией». В то время это казалось нормальной игрой, ничуть не хуже, чем «Врачи и медсестры», но теперь, оглядываясь назад, я думаю: как странно для детей обсуждать вопросы смерти и похорон. И все же мы относились к этому весьма беззаботно. В первый раз я играла в «Смертополию» в летнем лагере – месте, где Эмили тосковала по дому и ходила мрачной.
Нас отсылали туда каждое лето с тех пор, как нам исполнилось восемь, вместе с Изабель и Джоном – старшим братом Эмили.
Наши матери устроили так, что мы с Эмили поселились в одной комнате, и моя мать просила меня приглядеть за ней, потому что она была «ребенком с нервным характером». Мне почему-то показалось, это означает, что она часто трясется, хотя я не замечала ничего подобного. Тем не менее я отнеслась к своей роли серьезно.
Мы с Эмили делили двухъярусную кровать, и я заняла верхнюю койку, потому что Эмили сказала, что боится высоты. Однажды ночью, в наш первый раз в лагере, когда крепко спала, я внезапно ощутила легкое дыхание на щеке.
– Я не могу уснуть. А ты? – Лицо Эмили было совсем близко от моего.
– Я спала. – Я зевнула. – Но не важно. Поднимайся.
Я перекатилась на другой бок, освободив ей место, и Эмили свернулась калачиком рядом со мной.
– Может, сыграем в игру, которую я придумала?
– Если хочешь.
Я очень устала и хотела только одного – спать, но я ведь взяла обязательство присматривать за ней.
– Она называется «Смертополия».
– Звучит ужасно.
– Нет, она хорошая. Иногда по ночам я играю в нее с Джоном, когда не могу уснуть. – Она тоже зевнула. – Убери челку, Джен, мне нужно увидеть твои глаза. – В спальне была кромешная тьма, и мы различали друг друга только по белым пижамам. – Ну, – прошептала она, – ты должна рассказать, как бы хотела умереть.
– Я не хочу умирать!
– Не сейчас, – уточнила она снисходительно. – В будущем. Например, когда тебе стукнет сто лет.
– Я никогда об этом не думала.
– Тогда подумай!
Я принялась усиленно думать и вспомнила, что слышала от матери о Викторе Бисли, который неожиданно умер во сне.
Я прошептала:
– Мама говорит, что сердечный приступ – это лучший способ умереть, хотя для близких это худший способ. Мне грустно об этом думать, но я полагаю, что хотела бы умереть от сердечного приступа. Желательно в сто три. Потому что три – мое счастливое число. – И я умолкла, довольная ответом.
– Понятно.
– А
