ли бы все сложиться по-другому, если бы я позволила ему скорбеть вместе со мной? Я не знаю.
Иногда мне хочется перемотать пленку назад… И никогда не хотелось этого больше, чем сейчас.
Субботним утром я вместе со своей печалью еду в Кентиш-таун и покупаю в местном магазинчике настенный календарь, где каждый месяц иллюстрирован картинами английских художников. Я могла бы купить другой – с изображением Тэйлор Свифт, – но нахожу ее слишком живой и полной жизни, и это кажется мне неуместным.
В моих ушах снова звенят слова доктора Маккензи. Три месяца… в лучшем случае.
Я отрываю в календаре листы с января по август (право, этот экстравагантный мусор не стоил 50 фунтов), остановившись на пейзаже Гейнсборо[4]. И начинаю обратный 90-дневный отсчет, игнорируя жалкое предостережение: «в лучшем случае». Это как рождественский календарь без сладостей. Если повезет, я доскриплю до Рождества… Но давайте не будем сентиментальными. Это не научное исследование, это руководство. И стимул. Что-то, что побудит меня выжать лучшее из каждого дня, – и, кто знает, может, я сумею преодолеть отметку дня Х. Возможно, я даже встречу Новый год?
Я вешаю календарь на шкаф в своей спальне. Два крестика.
Сегодня последний день сентября – короткого месяца, который теперь кажется еще короче.
Гейнсборо уйдет прочь завтра, а послезавтра уже настанет день 88-й.
Я стараюсь убедить себя, что буду активной и встречусь со своей болезнью лицом к лицу, но на самом деле сознаю, что это одна из форм прокрастинации. Отвлечение от моего первого препятствия – разговоров с людьми.
Потому что, как бы я ни пыталась это отрицать, как только я кому-то расскажу – это станет окончательно реальным.
А прямо сейчас отрицание кажется лучшим выбором.
День 87-й
Утро понедельника.
Я тащусь в офис, намереваясь рассказать все своему боссу, что кажется разумным началом с точки зрения иерархии, но когда доходит до дела, я просто не могу заставить себя говорить. Фрэнк наименее симпатичен мне из всех знакомых, поэтому, возможно, стоило начинать не с него.
– Ну, выкладывайте, – говорит он.
– Э-э… – я пытаюсь выложить, но не могу. Выражение его лица вызывает у меня некоторую нервозность, так что даже хочется повернуться на каблуках, выйти за дверь, потом зайти и начать заново, обретя свою обычную уверенность.
Вместо этого я застываю как вкопанная, чувствуя, что в горле пересохло, а язык с трудом слушается.
– Я… я не хотела вас беспокоить, но в последнее время я чувствую какую-то усталость. Не совсем обычную, по сути.
Он бросает на меня Классический Взгляд Фрэнка, который как бы говорит: «Мы все устали. Соберись».
Это вымораживает меня.
На секунду мне кажется, будто часть меня отделяется от тела и смотрит на происходящее со стороны. И слышит, как я выбиваюсь из привычного сценария.
– Я… я думаю, мне нужен отпуск, Фрэнк.
Он
