ъекта путем особым образом организованных процедур наблюдения и эксперимента. Требованием, которое наука предъявляет к наблюдению, является его воспроизводимость в одних и тех же условиях. Так, недостаточно, чтобы один случайный наблюдатель видел НЛО, пусть даже он зафиксировал явление при помощи технических средств. Чтобы признать существование такого рода объектов, нужна воспроизводимость и регулярность наблюдений. Чтобы признать существование экстравагантных объектов современных физических теорий, прямое наблюдение которых невозможно, а возможно лишь наблюдение следов их взаимодействий, необходимы дополнительные критерии, например, красота считается одним из важных критериев существования. Но требование воспроизводимости наблюдения остается неизменным. Выполнение требования воспроизводимости наблюдения возможно только по отношению к повторяющимся событиям. Повторяется же то, что существует с необходимостью, а не случайно. Поскольку в классическую эпоху наука становится средоточием всей культуры, диктует свой образ мысли всем сферам культуры, то такое понимание реальности становится общезначимым, т. е. значимым не только для науки, но и для обыденного сознания, для всех сфер, считающих науку, а точнее, математическое естествознание, идеалом применения разума. Целый ряд философских направлений считали случайное лишь следствием несовершенства разума, не могущего знать все причины.
Однако такое понимание реального сужает круг «всего что есть» до более узкой области необходимого и закономерного. За пределами этой узкой области остается «случайное». Да, случайное, как пишет Л. Шестов, буйно и, как иные думают, незаконно врывается в устроенное и организованное единство. Но вправе ли наука исключать случайное из предмета исследования на том основании, что оно бывает не всегда? Гений встречается редко, Откровения случаются раз в столетие или тысячелетие. «По-видимому, самое существенное, решающее возражение против случайного – это не то, что оно не имеет значения, а то, что его нельзя уловить и зарегистрировать»1. Ставя условием признания реальности объекта его воспроизводимость в наблюдении и тем самым сводя реальное к необходимому и закономерному, разум присваивает себе неограниченную власть над реальным. Как пишет Шестов, «каждый раз, когда разум брался доказывать бытие Божие, он первым условием ставил готовность Бога подчиниться приписываемым ему разумом основаниям и «принципам»2. Реальное становится производным, зависимым от субъекта, который отказывает в реальности всему, что он не может контролируемо воспроизвести в наблюдениях.
Но если повторяющееся и закономерное – это не само реальное, а только идея субъекта, желающего признавать реальным только подвластное ему, воспроизводимое всякий раз, когда он воспроизводит соответствующие условия, то, может быть, реальное как таковое больше похоже на то, что называется «случайным», а повторяющееся, наоборот, производно и периферийно?
Если последовательно провести мысль о независимости реальности как таковой от ее доступности специально организованному наблюдению, если признать, что происходящее не только изредка, но, наоборот, по большей части происходит без наблюдателя, который вечно опаздывает к главным событиям, то наше предположение о сходстве реального и случайного становится весьма вероятным. Возможно, «случайное» – тоже идея, простая противоположность могущественному «закономерному», и поэтому кажущееся маловажным. Может быть, чтобы понять, что такое реальное, лучше выбрать слово «событие»? Как происходят события, если мы, являясь их участниками, все же опаздываем к ним как наблюдатели? Мы опаздываем отстраниться, потому что участвуем, а наблюдатель, конечно, объективен и отстранен, не заинтересован.
Таким образом, реальное раскрывается как что-то более близкое истории, в которой мы сначала участвуем, а потом свидетельствуем, чем физике. Такое понимание реальности явилось как раз одним из тех пунктов, где понятие рациональности должно быть расширено в сторону, открытую методологией гуманитарных наук. Человек своим присутствием доопределяет мир, возмущает реальность, он не является вездесуще-отстраненным наблюдателем, исключенным из реальности или стоящим над ней. Прежде чем он займет объективную позицию, он уже провзаимодействовал с миром, пока он собирается войти в реку, он уже всегда оказывается в реке, поэтому-то, по мудрому замечанию Гераклита, и не может войти туда второй раз. Познание, в том числе и научное, не начинается с незаинтересованного и отстраненного наблюдения, в котором субъект впервые смотрит на объект. Еще не заметив этого, он уже «посмотрел», у него уже есть предрассудки, идеи, гипотезы, принципы, сквозь которые он видит и от которых не может освободиться, поскольку они присутствуют неявно и могут быть неизвестны самому исследователю. Задача, стоящая перед ним, – узнать, что же он знает, извлечь уже имеющееся знание, понять принципы и гипотезы, в свете которых объект предстал для него так-то и так-то. Наука предстает не просто как «отражение реальности», она сама имеет историю, исторические образы, диктующие ученым той или иной эпохи, что и как им будет видно, определяющими все поле проблем, которые ими
Шестов Л. Власть ключей. Берлин: Скифы. 1923. С. 12.
Там же. С. 15.
