и двери, но скрип напильника по стеклу, хотя и продолжался довольно долго, тишину не нарушил. Квинтон залез внутрь, следя лишь за тем, чтобы не задеть раму и не включить таким образом сигнал тревоги.
При свете фонарика-карандаша он прикрепил несколько тюбиков суперклея к надрезам и поставил стекло на место. Снаружи и не заметишь, что его вынимали.
Оказавшись наконец в доме избранницы, Квинтон присел, чтобы перевести дыхание. В доме было тепло, в воздухе витали запахи пятой избранницы. Из кухни плыли гастрономические ароматы – похоже, поздний ужин навынос. В ноздри Квинтону забилась пыль, поднятая скрытым на потолке вентилятором, нарушающим своим негромким жужжанием ночную тишину. Он даже ощутил слабый запах ее духов, оставшийся с той первой встречи несколько недель назад.
Наконец он поднялся, стараясь двигаться как можно тише. Квинтон не раз заглядывал в окна дома и представлял себе планировку досконально. Сейчас он находился в эркере гостевой спальни, в северной части здания. Из гостиной вел коридор в хозяйскую спальню, где сейчас Мелиссе снилось все, что угодно, кроме удивительной судьбы, поджидающей ее в ближайшем будущем.
Квинтон извлек из кармана бутылочку с хлороформом и, скрипнув дверью, скользнул в глубь спальни. Расстояние он измерил на открытом пространстве раз, наверное, десять или двадцать, так что, оказавшись в непроницаемой тьме, точно знал, сколько сделать шагов до двери, затем по коридору и далее до кровати.
Путь свой Квинтон проделал медленно, на цыпочках. У двери в спальню на мгновение остановился, затем повернул ручку.
«Замка нет. Ну разумеется… Пусть Мелисса избранная, пусть красавица, но все же она беспросветно глупа. Другое дело, что я люблю ее, как любит Бог».
Раскрыв дверь ровно настолько, чтобы войти, Квинтон скользнул внутрь. Через шторки проникал тусклый уличный свет, и этого было достаточно, чтобы разглядеть, как спокойно поднимается и опускается в мирной дреме грудь девушки.
«Вот я и здесь, в месте, от которого не мог оторваться в своих видениях последние несколько дней…» Он улыбнулся про себя, и в улыбке его растворились все составляющие успеха: сладостное ощущение близости, чувства силы, едва сдерживаемое предвкушение того, что вот-вот произойдет.
Его всегда поражало легкомыслие этих особ. Спят себе, погруженные в скучный покой, и даже не подозревают о высшем предназначении. Будто овцы в загоне. Шесть миллиардов овец. Но ему-то нужна одна-единственная.
Квинтон смочил тряпицу, вернул бутылочку в карман и сделал два шага к кровати, когда в спальне вдруг вспыхнул свет.
Он резко остановился, сжимая в правой руке пропитанную хлороформом тряпицу. Мелисса смотрела на него в упор. Волосы у нее растрепались и свисали неровными прядями по левой щеке. Ладонь все еще лежала на выключателе ночника.
Лицо девушки превратилось в бледную маску ужаса, заглушающую крик. Но Квинтон понимал, что молчание не затянется. Что делать? Он впервые попал
