молодых мужчин, автор не щадил и женщин. Все, что он почерпнул из бракоразводных дел (особенно – «Бингли против Бингли», «Боттс и Фробишер», «Фосдайк против Фосдайк, Уиллис, Милберн, О'Брайон, Ффренч – Ффренч, Хэзелтров и др.»), не внушало ему почтения к нынешним дамам, и он не понимал, почему их надо щадить.
Да, думал он, автор главы 13, а в сущности – и 10, 16, 20, 22, 24, ни в какой парламент не пройдет. Что там, благонравные консерваторы содрогнутся от одной мысли о нем и выставят другую кандидатуру.
3
Мы не будем говорить о первых невзгодах, постигших детище сэра Раймонда; они были такими, как обычно. Он послал свой роман Попу и Поттеру и получил отказ. Послал Симмсу и Соттеру – и роман вернулся. Послал Мелвилу и Манксу, Попгуду и Грули, Биссету и Бассету, Отису Пейнтеру – всюду то же самое, словно это не рукопись, а бумеранг или одна из тех кошек, которых увозят в Глазго и через три месяца видят в Лондоне, не без ран, конечно, и не без пыли, но в добром здравии. Почему он прижился у Томкинса, мы не знаем, но он прижился, и весной появился томик, где (естественно – на обложке) плясали рок-н-ролл некий тип с моноклем и девица в штанах.
Как обычно, ничего особенного не случилось. Кто-то неплохо сказал, что ждать милостей от первой книги не умнее, чем, бросив лепесток в пропасть, ждать эха. Откликов было немного. Один журнал заметил, что роман не лишен интереса, другой – что он не лишен динамики, а третий просто сообщил, сколько в нем страниц (243). Молодое поколение, если и знало о нем, этого не выражало.
Но слава всего лишь затаилась, ждала своего часа. Во вторник, под вечер, епископ Стортфордский вошел в комнату, где сидела его дочь Кэтлин, и увидел, что она поглощена какой-то книгой, которую он поначалу принял за душеполезную. Однако то было «Время пить». Через плечо несчастной девушки отец прочитал абзаца два именно из главы тринадцатой. В 5.55 он вырвал у дочери новую повесть, в 5.56 выбежал из комнаты, в 5.57 – читал, проверяя, не ошибся ли.
Он не ошибся.
В 12.15, уже воскресным днем, он стоял на кафедре церкви Св. Иуды (Итон-сквер) и говорил проповедь на текст «Кто прикасается к смоле, тот чернится» (Сир. 13, I), от которой фешенебельные прихожане катались по полу. Обличая роман, он назвал его непотребным, непристойным, неприличным, нечистым, бесстыдным, безблагодатным и бесовским. Все как один записали название на манжетах, почти не в силах дождаться, пока он кончит, а они – побегут в книжные лавки.
В наши дни, когда что угодно, от нападения китайского мопса до падения с велосипеда, можно подать не хуже, чем начало мировой войны, такое событие скрыть нельзя. Пресса не подкачала, и у Томкинса воцарилась радость. Американские издатели верят, что, если вести праведную жизнь, книгу твою выбранят в Бостоне; английские предпочитают епископов. У нас нет статистических данных, но сведущие люди полагают, что хороший епископ с достаточно трубным голосом увеличивает тираж на десять – пятнадцать тысяч.
Мистер Прествик, старший партнер, прочитал три газеты в поезде, а по приходе в издательство кинулся к телефону, чтобы типография бросила все и готовила новый тираж.
