сэр Джаспер ффинч-ффароумир упомянул про них с нескрываемой завистью.
– Каким образом, черт подери, Стрейкер, – сказал он, ибо Уилфред выбрал себе именно такой псевдоним, – каким образом вы умудряетесь оставаться настолько худощавым? Если судить по еженедельным записям в книге хозяйственных расходов, вы едите, как изголодавшийся эскимос, и все же в весе не прибавляете? А я помимо отказа от сливочного масла и картофеля начал каждый вечер перед отходом ко сну пить горячий неподслащенный лимонный сок и тем не менее будь я проклят, – сказал он, ибо, как все баронеты, был склонен к соленым выражениям, – нынче утром после взвешивания оказалось, что я прибавил еще шесть унций. В чем объяснение?
– Да, сэр Джаспер, – машинально сказал Уилфред.
– Что, черт побери, значит это «да, сэр Джаспер»?
– Нет, сэр Джаспер.
Баронет жалобно запыхтел.
– Я, – сказал он, – внимательно изучал этот вопрос, и поистине речь идет об одном из чудес света. Вы когда-нибудь видели толстого камердинера? Разумеется, нет. И никто другой не видел. А ведь едва ли на протяжении дня выберется минута, когда камердинер не жевал бы чего-нибудь. Он встает в половине седьмого, а в семь пьет кофе с поджаренным хлебом. В восемь он завтракает овсянкой, сливками, яичницей с грудинкой, джемом, хлебом с маслом, затем накладывает себе еще яичницы с грудинкой, еще джема, еще масла, снова наполняет чашку чаем и завершает завтрак куском холодной ветчины и сардинкой. В одиннадцать часов поглощает кофе, сливки и опять-таки хлеб с маслом. В час дня – второй завтрак, обильный, с большим количеством крахмала и пива. А если сумеет подобраться к портвейну, то пьет портвейн. В три он перекусывает. В четыре снова перекусывает. В пять – чай и поджаренный хлеб с маслом. В семь – обед, почти наверное с мучнистым картофелем и непременно с пивом в больших количествах. В девять снова перекусывает. А в десять тридцать удаляется спать, захватив стакан молока и тарелку сухариков на случай, если ночью он проголодается. И тем не менее он остается худым, как гороховый стручок. Я же много лет соблюдаю строгую диету, но тяну на весах двести семнадцать фунтов и отращиваю третий добавочный подбородок. Неразрешимая загадка, Стрейкер!
– Да, сэр Джаспер.
– Ну, я вам вот что скажу, – добавил баронет. – Я выписал из Лондона кабинетную турецкую парильню, и, если уж она не поможет, я откажусь от дальнейших усилий похудеть.
Кабинетная турецкая парильня прибыла в положенный срок и была распакована, а примерно на третий вечер Уилфред, предававшийся в столовой для слуг мрачным размышлениям, был отвлечен от них Мургатройдом.
– Э-эй! – сказал Мургатройд. – Прочухайся. Тебя сэр Джаспер зовет.
– Чем зовет? – спросил Уилфред, возвращаясь к действительности.
– Очень громко зовет, – пробурчал дворецкий.
И не преувеличил. Из верхних сфер дома доносились пронзительные
