на вечер. Подъехал нужный троллейбус, Лёня вместе со всеми зашел в него, оплатил билет и пошёл в конец к окну. Ехать до квартиры минут двадцать. Он стоял уже не с чувством победы, а с тревогой внутри, с непониманием что ему делать дальше. Тревога переборола все остальные чувства, она вселилась в него и грызла изнутри, расползалась по всем закоулкам тела, его ноги и руки начинали дрожать.
Выйдя на своей остановке, он не сразу пошел в квартиру. Зашёл во двор и сел на одной из стареньких лавочек. Снег медленно покрывал его, руки замерзали и краснели, но он не засовывал их в карман, ноги – в уже мокрых от снега ботинках – тоже окоченели. Мысли разрывали его голову. Он не хотел, чтобы наставал завтрашний день, не хотел говорить с мамой, не хотел идти в дом (чтобы не видеть хозяина, который обязательно спросит, как прошел его день). Он просто хотел исчезнуть с этого мира. Испариться, чтобы все его забыли и не вспоминали больше никогда.
Глава 2
Следующий день начался для меня не очень хорошо, плохо было даже то, что он просто начался. Я сидел ел куриный суп, который наварил хозяин на нас двоих. Кстати, я не рассказал вам о нём. Звали его Давид, лет ему на данный момент около семидесяти, точно не помню. По происхождению был еврей, родился в Израиле, как попал к нам в город не знаю. Квартира эта досталась ему от сына пару лет назад, а сам сын умер. Он очень сильно начал увлекаться игровыми автоматами. Денег было у сына достаточно. Звали его то ли Авдей, то ли Авнер, пусть будет Авдей. Так вот, начал он играть в эти автоматы, сутками там пропадал и проигрывал все свои деньги, когда деньги закончились, начал брать в долг у знакомых и друзей, когда закончились друзья – начал брать деньги в кредит. Короче, утонул в чёрной яме долгов и кредитов. Друзья его особо не трогали, а коллекторы доставали каждый день, звонили и приходили в квартиру, а он продолжал играть. Вот в один день коллекторы позвонили его отцу – Давиду, то есть моему хозяину, и сказали, что сын не выходит на связь уже около трёх дней. Давид поехал к нему домой (у него были ключи), открыл двери, прошёл к нему в комнату и видит: сын повесился – висит, на бельевой верёвке, привязанной к люстре, стул перевёрнутый, окно открытое (ещё и лето было, мух налетело куча), труп уже немного пованивал. Перед смертью он завещание написал на отца – вот так Давид и получил эту квартиру. К слову, в этой комнате где сын его висел, теперь живу я.
Я ел куриный суп, в этот момент мне позвонила Фёдоровна и начала кричать из-за вчерашнего происшествия. Сообщила, что учитель, которого я ударил, лежит в больнице в реанимации. Оказывается, когда я толкнул его он упал и стукнулся виском о ножку парты. Теперь мне грозит тюремный срок до двух лет или исправительные работы. Я был не в восторге от такой информации. Единственное что получилось сказать: «Мне очень жаль» – и я быстро отключил телефон.
Скорее всего, мама уже тоже знала об этом и звонила мне, но телефон был отключён. Я пошёл в свою комнату, сел на диван и закурил. Мне стало настолько плохо, что я даже не мог смотреть – я курил
