заговорщиков замкнулся: предатели всех мастей (сектанты всех мастей), «первопечатник» Федоров – изобретатель новой версии Библии, купленный все теми же мрачными закулисными личностями, и даже Лжедмитрий, – все сомкнулись вокруг некоего князя Острожского: то ли Николая, а то ли Василия. На что похожи все его удивительные связи?
Да это же сети паука. Его слишком терпимая вера ко всем врагам Православия: анабаптистам, жидам, арианам, католикам, униатам и православным типа предателя Курбского, напоминает лишь одну организацию – масонство. И именно в этой каше следует искать корни нашего сегодняшнего столь странного запамятования своей старины глубокой.
В ней же следует выуживать информацию и посерьезней. Например, Острожская Библия Ивана Федорова – плод усилий масонов на пути уничтожения нашей памяти.
Все вышеперечисленные отступники не просто являлись врагами Государства, но врагами Русской Веры. Они очень основательно подработали наши богослужебные книги под свою версию, что в дальнейшем и породило раскол. А:
«…когда патриарх Никон сам нашел ошибки в переводах с греческого языка, он признал необходимость исправления церковных книг» [244] (с. 57).
Однако ж эпоха этих исправлений, правящим режимом навешанная исключительно на одного на Никона, началась еще с самого прихода к власти первого из Романовых – Михаила:
«Когда после Смуты был восстановлен Печатный двор, то прежде всего решили исправлять книги» [178] (с. 304–305).
«Для этой цели были приглашены из Киева ученые монахи…» [244] (с. 57).
А приглашены были «ученые монахи» из того самого Киева, где сам архимандрит Елисей Плетенецкий объявил Варлааму, вскрывшему замысел Гришки расстричься, что:
«…в Литве Земля вольная, в коей кто вере хочет, тот и пребывает…» [57] (с. 361).
И какую такую науку в такого рода землях можно было от кого перенимать? И чем такое попугайничанье у Литвы, находящейся под колпаком Римского папы, могло кончиться?
Тем и кончилось: расколом – не желал русский человек плясать под дудку погрязших в сатанизме посланцев чуждых нам культур. И хоть правящее в тот момент священство и настаивало на преклонении перед выученной в качестве шпионов Запада привезенной к нам с большой помпой ученой заграницей, русский человек совершенно определенно своих позиций в отеческом богослужении сдавать не желал:
«В Москве, однако, относились к киевским ученым монахам с недоверием, считая, что они находятся под влиянием “латинства”. При таком умонастроении не удивительно, что явились противники исправления книг» [244] (с. 57).
Но противниками исправления являлись не только те, кто не доверял «учителям», побывавшим под влиянием католиков. Грекам также не было от нас никакого доверия:
«…в старину, когда к московитам приезжал архиерей или патриарх из греческих земель, они не допускали его к служению в своих
