роман. Законченные рукописи он обычно начинал ненавидеть – никогда не перечитывал, даже после выхода книги из печати. Он точно знал – то, что сделано, сделано плохо, ужасно. А вот то, что он еще напишет, будет хорошо. Просто замечательно.
Писать тот же роман еще раз? Лучше застрелиться!
Терехов все-таки придвинул к себе телефон, чтобы сообщить Варваре о постигшей его (и издательство) трагедии, и в этот момент аппарат зазвонил.
– Слушаю, – сказал Терехов, подняв трубку.
Несколько долгих секунд слышны были только шорохи, будто кто-то на другом конце провода перекладывал с места на место тетрадки, бумажки, птичьи крылья и легкие куски ткани – что-то шелестело, шуршало, тихо щелкало, там была какая-то жизнь, принципиально непонятная на слух. Терехов хотел уже спросить раздраженно, будут ли с ним говорить или можно положить трубку, и в это время тихий голос, такой же шелестящий, будто родившийся из шуршания бумаги и взмахов птичьих крыльев, произнес не очень уверенно:
– Простите… Это вы потеряли дипломат на станции метро «Рижская»?
Терехов задохнулся от возмущения. «Потерял»!
– Я! – рявкнул он в трубку, забыв об осторожности. А ну как грабитель (если это не он звонил, то кто же?) обидится и прервет разговор? – А вы, значит, дипломат нашли?
– Ну… да, нашел, если хотите. Каждый, в конце концов, находит то, что ищет, извините за банальность… Но давайте перейдем к делу, – голос зазвучал увереннее, он больше не шелестел, а погромыхивал, как отдаленная гроза. – Вы хотите получить свою собственность назад?
– Естественно, – сказал Терехов и переложил трубку из одной руки в другую. Почему-то правым ухом он слышал лучше – точнее, так ему всегда казалось, и наверняка это был чисто психологический феномен, он даже как-то проверялся у ларинголога, и тот не обнаружил никакой разницы между объективными слуховыми ощущениями в правом и левом ухе.
– Естественно, – повторил Терехов. – Как это сделать? Буду вам век обязан…
– Не люблю обязанных. Любые обязательства забываются максимум через неделю. А чаще на другой день. Поэтому давайте завершим нашу сделку сегодня же.
– Сделку?
– Добрые дела должны оплачиваться, верно? Иначе добро останется невознагражденным, а зло безнаказанным.
Терехов промолчал, соображая, какую сумму может выложить прямо сейчас и не окажется ли выкуп, требуемый грабителем (конечно, грабителем – глупости все это о случайной находке), больше, чем сумма гонорара, который он получит в издательстве за свой роман.
– Молчание – знак согласия, – хмыкнул все более крепнувший голос, сейчас он напоминал по тембру знаменитого диктора Левитана, который не так давно звучал по радио в связи с очередной годовщиной победы. Шелест в трубке исчез вовсе, а может, его и раньше не было – просто держал Терехов трубку у правого уха, более чувствительного к тихим звукам, что бы там ни говорил ларинголог.
– Итак, – продолжал грабитель, –
