«она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного». В свидетельских показаниях комиссар указал следующее: «Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: “А зачем вам это нужно?” Тогда я, обыскав ее карманы и взяв портфель и зонтик, предложил идти за мной. В дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина: “Зачем вы стреляли в тов. Ленина?”, на что она ответила: “А зачем вам это нужно знать?”, что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина. Задержанную повели обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд. Она закрыла лицо рукой, но ей сказали: “Нечего закрываться, умела стрелять, умей и людям в лицо смотреть”».
Активисты завода вызвали заводскую машину и доставили задержанную в Замоскворецкий военный комиссариат, где ее тщательно обыскали. В присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, комиссаров И. Пиотровского и С. Батулина, а также рабочего-михельсоновца А. Уварова она сделала официальное заявление: «Я – Фанни Ефимовна Каплан. Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе. На каторге пробыла 11 лет. Сегодня я стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Я считаю его предателем революции. Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой». На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы ее пистолет, кто ее знакомые, были ли у нее сообщники и каковы ее политические взгляды, она отказалась отвечать. Не пожелала и подписать протокол (он был подписан Батулиным, Пиотровским и Уваровым, как свидетелями). По окончании допроса Каплан отправили на Лубянку в ВЧК.
Первый допрос в ВЧК проводил Нарком юстиции Д. И. Курский. Поздно ночью к нему присоединился член коллегии Комиссариата юстиции Козловский. На этом допросе Каплан держала себя растерянно, находилась в подавленном состоянии, производила впечатление нервно-возбужденного, истеричного человека, говорила несвязно. Свою причастность к партии эсеров и петербургским убийствам Володарского и Урицкого отрицала. Допрос ее (в нем участвовали заместитель председателя ВЧК Я. X. Петерс и заведующий отделом ВЧК Н. Скрипник) продолжался до половины третьего утра. Каплан упорно отказывалась отвечать на вопросы о том, по чьему поручению она выполнила этот акт, какая парторганизация стояла за ее спиной и кто был ее сообщником. Лишь на второй день она объявила, что причисляет себя к эсерам группы В. Чернова. На последующих допросах обвиняемая заявила, что решение о покушении на Ленина она приняла еще в феврале 1918 года в Симферополе, что она отрицательно относится к захвату большевиками власти, стоит за созыв Учредительного собрания (разогнанного большевиками), считает Ленина предателем революции, уверена, что его действия «удаляют идею социализма на десятки лет». Однако все это были только слова, а вот с доказательствами, как выяснится позднее, у следствия было туговато.
Прежде всего, следует упомянуть о неразберихе
