В другой – рис с морковкой и какими-то розовыми полумесяцами. Я окунула палец в скользкое вещество.
– Китайская еда, – пояснил мамин друг.
Он тоже уселся, скрестив ноги. Его пенис съежился и обмяк, скрывшись под густыми лобковыми волосами.
В доме другого друга мама постоянно мыла посуду на кухне. Я гуляла на дворе: заросли кустарников, сухая трава, грязные прогалины. На внутренней стороне левой руки у меня до сих пор сохранился маленький бледный шрам – меня укусила его собака. Я не помню, как она на меня бросилась. Помню лишь, что мужчина так резко встряхнул меня, что я не смогла даже заплакать.
– Что я тебе говорил? А? – орал он. – Ты дразнила его. Вот почему он тебя укусил! Я говорил тебе, чтобы ты не дразнила мою собаку!
Мама стояла за ним и с ужасом наблюдала за происходящим. Когда она попыталась подойти ко мне, он меня не отпустил:
– Я сам обо всем позабочусь.
Мама ничего не сказала. Она страшно побледнела и стояла очень спокойно, пока он тащил меня через коридор в ванную и совал пальцы в рану на руке. Из раны текла кровь. Я держалась из последних сил. Мужчина поднял меня, сунул мою руку под кран, открыл воду и стал промывать место укуса жидким мылом.
– Маленькая дрянь, – шипел он.
Потом он вытер мою руку, заклеил рану пластырем, притащил в свою спальню и усадил на кровать, жесткую, словно набитую камнями.
– Будешь сидеть здесь, пока я не разрешу выходить.
Я дрожала, затаив дыхание, пока он не ушел и не закрыл за собой дверь. Минуты тянулись очень долго. Я не осмеливалась пошевелиться.
Дверь скрипнула и открылась. Я затаила дыхание, уставившись в ковер. Но в комнату с улыбкой вошла мама. Она словно извинялась передо мной.
– Привет, – прошептала она.
Я молчала. Мысль о том, как ее друг будет орать на нас, лишала меня дара речи.
– Он не хотел этого. – Мама вошла в комнату, осторожно закрыла за собой дверь и села рядом. – Хочешь жвачку?
Она сунула руку в карман джинсов, достала пачку Juicy Fruit, вытащила тонкую пластинку в серебристой обертке, разломила ее пополам и протянула мне мою половину.
Я взяла ее, не говоря ни слова, сняла обертку и сунула бледную пластинку в рот.
– Все хорошо, – сказала мама чуть громче. – Просто сиди здесь, как он сказал. Скоро мы уедем.
Довольная тем, что я успокоилась, мама улыбнулась, приложила палец к губам и вышла так же тихо, как и вошла.
Иногда мы останавливались у бабушки Глэдис, которая вечно лежала на своей софе. Я не могла оценить бабушкиной веселости в Рождество, ее любви к джазу и того, что Майлз Дэвис нравился ей больше Бинга Кросби. Только став старше, я начала ее понимать. Она по-девичьи любила танцевать и, считая, что ступни – это самое красивое, что есть в ее теле, вечно украшала пальцы ног кольцами.
Когда
