проговорил, широко растянув полные губы:
– Послезавтра мне принесут яйцо Фаберже.
Видно, осознав, что наговорил ненужного, предпочел перевести разговор на общих знакомых.
Артефакт упоминался дважды. Такие вещи не бывают простым совпадением… К чему бы это?
Допив водку, Шатун пошевелил пальцем. От соседнего стола отделился невысокий неприметный человек с короткой стрижкой и подошел к столу.
– Пикассо…
– Да, Павел Петрович.
– Вот что… Ты срисовал того щегла, что ко мне подвалил?
– Да, – негромко ответил короткостриженый, слегка наклонив голову.
– Проследи за ним.
– Сделаю.
– Как пробьешь адрес, отзвонись.
В действительности Пикассо звали Вадим Кручина. К великому художнику он не имел никакого отношения, родственников в Испании у него тоже не наблюдалась (да и откуда им там взяться, если был он подброшен в детдом полуторагодовалым младенцем), да и вообще был весьма далек от сюрреализма, модернизма, кубизма и прочих издержек современного искусства. Единственное, что ему хорошо удавалось, так это запоминать людей, входящих в заведение, – иначе, «срисовывать». Отсюда и погоняло Пикассо. Некоторых из клиентов, сверкавших лопатниками и представлявших интерес, он выслеживал, о чем лично докладывал Шатуну.
Пикассо незаметно вышел, как если бы растворился в клубах табачного дыма.
Подняв телефон, лежавший на столе, Павел Петрович набрал номер. В ответ прозвучали длинные гудки. Некоторое время он еще надеялся, что абонент все-таки отзовется, а когда стало ясно, что не суждено, – нажал кнопку «отмена». Правый уголок рта дрогнул: «Ах, вот оно что!»
Оставалось только убедиться в дурных предположениях.
Поднявшись, Шаталов зашагал в сторону выхода. Навстречу боссу, отделившись от стены, двинулся габаритный угрюмого вида мужчина с литыми плечами – его водитель, одновременно выполнявший и роль телохранителя.
– Куда едем, Павел Петрович? – негромко спросил он.
– Вот что, Макар, давай поехали на шоссе Энтузиастов.
– Как скажете.
Распахнув перед Шатуном дверь, Макар удивительно расторопно для своей массивной фигуры обогнал шефа и первым прошел на лестницу.
Большую часть пути Шатун проспал. Наблюдалась за ним такая особенность. Стоило ему лишь разместиться в кресле автомобиля, как тотчас на него наваливалась густая дрема, справиться с которой не было никакой возможности. Иной раз, открывая глаза, Павел Петрович видел лишь мелькание светящихся витрин, заставленных манекенами, спешащих пешеходов и бесконечный поток автомобилей. Хотя со стороны он мог выглядеть бодрствующим, даже глаз как будто бы не закрывал. В таком полузабытьи имелись определенные плюсы: пятнадцать минут дремы давали ему заряд бодрости на оставшиеся сутки.
Шатун мог ночи напролет
