эту. А ведь сколь убытков за энтот год из-за нее понесли, сказать жутко, – ответил маленький чернявый Архип Гуляев.
– А, видать поиздержался Митрофан Спиридоныч, раз к хозяину моему пожаловал, – продолжил он. – Сколько лет сюды глаз не казывал и вдруг на тебе. А, что Тишка, так глядишь и пойдет по миру Митрофан, а то и Сенявина за собой потянет?
– Ты, кум, кубыть Митрофана Спиридоныча не знаешь, война кончится, он еще более прежнего наживет, – ответил Тишка.
– Наживет, сукин сын, – вскипел Архип. – Нашим горбом он наживет! Сам из мужиков вышел, а труд мужицкий не в грош не ставит. Вот ты сколь годков пашешь на упыря энтого с утра до ночи, и ничего не нажил, а ему все мало, еще девку свою малую на тебя повесил, а ведь ты только свого дитя схоронил.
– Будет тебе, кум. Куды деваться, коль Златка его такая взгальная, да я и сам к ней уж дюже привязался. Бывает, работаю на базу, а она сядет рядом, да так и глядит на работу мою, глаз не отводя. Василиса глянет, да только руками разведет.
– Дурак, ты Тишка! – ответил Архип. – Поболе меня бы слухал, уж я теперь знаю, как с ними со всеми надо.
Разговор двух кумов у центральной городской булочной мог бы продолжаться еще долго, но появление Митрофана Спиридоновича заставило их замолчать.
– Тишка! – крикнул Мищенко своим зычным басом. – Будя лясы точить, поехали отсель!
– А ты тут чего трешься? – грозно сказал он Архипу. – Все подстрекаешь? Ступал бы лучше работать! Розг на вас, бездельников не напасешься! Ну, дай срок, я с вами ешо управлюсь!
Экипаж Митрофана Спиридоновича резко помчался вперед, оставляя за собой клубы пыли. А Архип, презрительно посмотрев в след уходящему экипажу, только плюнул ему в след да язвительно прошипел:
– Рыжий пес!
Путь от Воронежа до Богоявленского, по тряской ухабистой дороге составлял долгих четыре часа. Почти все это время Митрофан Спиридонович, погруженный в свои мысли, молчал. Домой он возвращался черней ночи.
– Что, Митрофан Спиридоныч, плохи дела? – с неподдельной озабоченностью спросил Тишка.
– Ничего- ничего! – словно проснувшись, ответил тот. – Бог даст, на энтот год оправимся. Как, приедем, ко мне зайди, я тебе сахару дам.
– Благодарствуем, Митрофан Спиридоныч! – поблагодарил Тишка, погоняя лошадей.
– Я надысь слыхал, кубыть в кубанских станицах взялись французские трахтуры покупать, – завел Тишка новый разговор, чтобы отвлечь Митрофана Спиридоновича от невеселых мыслей. – Вот так, купят на четыре семьи и пашут поля вместе. Быстро выходит да ладно.
– Хм, видать богатеют казачки наши, – ответил Митрофан Спиридонович.
– А я вот как умствую, – продолжил Тишка. – От энтаких трахтуров вреда более чем пользы. Энто ведь какая штуковина тяжеленая! Она же всю землицу затопчет. А землица, она дышать должна. Нет, лучше коня ничто землицу не вспашет.
Из всех своих многочисленных работников, Митрофан Спиридонович имел странную для себя
