локоть, но тот предательски соскочил с края, и я снова завалился на носилки.
– Лежите, мистер Бруно! Пока не вставайте. В глазах помутнения нет?
– Нет, только голова кружится немного. – Отвернувшись к шкафчику, я упёрся в него лбом, закрыв глаза. Подбородок затрясся, и, всхлипнув, я прикрыл лицо рукой. – Их больше нет… Я не могу поверить, что сегодня я расстался с самым дорогим на свете. Они погибли, оставив меня дальше жить и мучиться. И от этого становится только хуже. Я не хочу больше жить. Я хочу умереть вместе с ними! Вы даже не представляете, что они для меня значили! – Произнесённые с дрожью в голосе слова заставили слёзы литься без остановки. Тяжёлое дыхание с неконтролируемым всхлипыванием звучало как приговор.
– Мистер Бруно, постарайтесь расслабиться, дышите глубоко и ровно. Попробуйте хоть немного успокоиться и держитесь. Я соболезную вашей утрате… За годы работы многое повидал, но такое вижу впервые. Держитесь!
– Я не могу! – Поток солёных слез снова хлынул по бледно-белому лицу, скатываясь по щекам, падал вниз. Врач в белом халате и с медицинской повязкой на лице сидел напротив полицейского, и они, переглядываясь между собой, замолкли на несколько минут, тем самым дав мне возможность успокоиться и прийти немного в себя. Пока я прокручивал в голове мысли о потери близких, мне всё казалось ложью, будто это жестокая шутка. Судьба нанесла удар в самое сердце, от такого невозможно оправиться. Полицейский, взглянув в мои усталые глаза и положив руку на плечо, что-то пробормотал, но я почти ничего не слышал, ведь моя жизнь потеряла всякий смысл, а его слова были пустым звуком. Убитый горем, я молча уставился в окно, где в пустоте тёмных дорог даже изредка мелькающие фонарные столбы склонились и тоскливо освещали путь, словно сочувствуя и сопереживая мне.
– Мистер Бруно, у вас шоковое состояние… Мы… соболезнуем вашей утрате, – повторил он снова, будто ему больше нечего было сказать.
– Куда мы едем? – произнёс я охрипшим голосом, не отрывая глаз от окна.
– Мы отвезем вас домой, а сержант Кольт присмотрит, чтобы вы ничего плохого не натворили. Мы знаем, что сейчас вам очень тяжело, но вы просто обязаны жить ради них, не делайте глупостей. – Писклявый голос доктора раздражал, и хотелось, чтобы он заткнулся, но лень пересилила, и, ничего не сказав в ответ, я всего лишь отвернул голову от окна, уставившись на небольшой кислородный баллон. Машина свернула и, поскрипывая колесами, потихоньку стала притормаживать.
– Мы на месте, – донёсся спереди усталый голос водителя. Остановившись, он заглушил мотор, и из кабины выпрыгнул невысокий коренастый человек крепкого телосложения с татуировкой на щеке в виде мишени. Закурив сигарету, он подошёл к задней двери и широко распахнул её. Его опустошённый тяжёлый взгляд понимающе устремился в моё лицо, полное отчаяния.
– Соболезную твоей утрате. Мне это видеть не легче, чем тебе! Поверь, я тебя понимаю, как никто другой на этой чёртовой планете.
