не нравилось. А я, маленький, лежа в кроватке, вглядывался в ее впалый беззубый рот и радовался – радовался, что вот укусить-то она меня и не сможет – нечем! Лежал и без причины хохотал над тем, чего взрослые понять не в состоянии. Вот так.
Детская наивность и трогательность.
Что может поведать нам, взрослым, семи-восьми-девятимесячный ребенок, лежащий перед нами в кроватке?
Что он думает, что хочет, куда устремлены его желания, чего он боится, что видит, что слышит, что любит и во что верит? Задумываемся мы над тем, что ничего не ускользает от его доверчивого любопытного взгляда.
Что любая мелочь, поступок – слово, крик, взгляд, угрожающий взмах руки – вкладывают в него частичку будущего взрослого человека.
Что красота, живущая рядом – от которой мы закрываемся шторами, дверьми, засовами, черствостью и невнимательностью – нужна ему как воздух, как вода.
Что любовь, которую мы не додаем ему, не взрастет за отсутствием ответными ростками. А человек без любви гибнет. Умирает и для себя, и для всех. Без любви все гибнет. Даже улитки в аквариуме.
Что добро, подаренное безвозмездно, это добро приобретенное.
Как вложить это в маленького человечка? Чем? Какими словами, поступками, чувствами?
А это очень важно, жизненно важно. Потому что ваш ребенок – это наш общий завтрашний день.
Эпизод 5
Мне было не более двух лет. Я ходил в ясли. Вернее, меня водили в ясли. Возили на саночках по утреннему скрипучему снегу. Мерзли щеки, и ресницы смерзались друг с другом при моргании. Приятно было, когда, оттаивая от теплого дыхания, они неожиданно расклеивались и мир, заснеженный, белый и важный, вдруг появлялся из темноты. И так до самого детского сада – темнота-свет, темнота-свет – игра такая детская.
В детском саду, где находилась и моя группа ясельного возраста, мне больше всего нравилась манная каша с маслом. Ее подавали в маленьких фарфоровых блюдечках. Каждый раз цвет и рисунок блюдечка был разный. То синий, то желтый, то зеленый. Было почему-то очень важно, какой цвет выпадет сегодняшним утром. Из общей мисочки кашу посыпали рассыпчатым белым сахаром, который дома почему-то всегда был бурым. Каша была почти белой, и сахар почти белым, а растаявшее масло посередине – желтым, как солнышко, и это очень радовало.
После завтрака добрая няня водила с нами хоровод под песни, которые сама же и напевала. Важно было стать рядом с другом или подружкой, чтобы подержаться с ними подольше за руки, а может, и попеть, глядя в глаза. От этого настроение всегда улучшалось. После каши и хоровода друзья еще больше становились друзьями.
Потом, если не морозило, нас водили гулять в небольшой палисадник за двухэтажным зданием сада. В гулянии самым интересным было одевание.
Няня
