подчеркнуть) и без труда одержать победу. В конце концов, постмодерн как феномен со многими означающими, но без единого пропонента не мог дать сдачи. Можно сказать, что официально задокументированное подтверждение смерть постмодерна получила, когда одна из основных его исследователей – литературовед Линда Хатчеон – самолично объявила о его конце. На такой рискованный шаг до тех пор не осмеливался никто из иных теоретиков постмодерна (за исключением социального теоретика Зигмунта Баумана) по той причине, что уже и без того было ясно: тема устарела. В 2002 году Хатчеон в эпилоге ко второму изданию своей влиятельной книги «Политика постмодернизма» признала, что постмодерна больше нет (Hutcheon, 2002, 165–166). Тем самым уставшие от него философы и молодые теоретики культуры наконец получили картбланш на попытку описать эпоху XXI столетия в новых терминах, попытавшись указать на обновленное состояние культуры.
Важно, что Хатчеон также официально закрепила термин «постпостмодернизм», которым она условно обозначила пустующее место в теории культуры и социальной философии. Однако то, что условно стало известно под этим зонтичным термином (множественные концепции, претендующие на новый язык описания нашего времени), существовало, как было сказано выше, и до того. Так, на протяжении десятилетия, с 1997 и по 2007 год, британские художники и иные авторы писали манифесты, упраздняющие постмодерн и возвращающие искусству его, казалось бы, утраченную трансцендентальность, искренность и духовность. Так было создано несколько манифестов – неомодернизма (как минимум два), стакизма, ремодернизма, офф-модернизма и интентизма (Denning, 2007; Childish, Thomson, 2015a; Childish, Thomson, 2015b; Bayrakti, Durand, Norwood-Witts, 2000; Boym, 2017; Pelossi, 2008). Новые же ярлыки, которые по задумке авторов вытесняли (или должны были вытеснить) «постмодерн», появлялись уже в 1980-е и далее: ультрамодернизм, гипермодернизм, трансмодернизм, сверхмодернизм, неомодернизм (в плане социальной теории, а не искусства) (Александер, 2013; Оже, 2017; Cook, Kroker, 1986; Kroker, Kroker, 1988; Augé, 1992; Magda, 2004). До похоронных и прощальных слов Хатчеон свои претензии на новую эстетическую теорию высказал, например, немецкий эстетик Рауль Эшельман (Eshelman, 2008). Сам же термин «постпостмодернизм» был актуален с середины 1990-х (Ритцер, 2002; Turner, 1995) и использовался даже в России (Маньковская, 1999). И все же именно Хатчеон, можно утверждать, закрепила его как зонтичный термин и, в принципе, как явление в гуманитарной науке.
Итак, после того как Хатчеон объявила о конкурсе на новый язык описания современной культуры, появились такие концепции постпостмодернизма, как автомодернизм, диджимодернизм, реновализм, альтермодернизм, авторская концепция американского культуролога Джеффри Нилона, которую не следует путать с более широким термином – постпостмодернизм (Nealon, 2012). Наконец, едва ли не последним в этом ряду всевозможных префиксов оказался метамодернизм, после него появился лишь кос-модернизм, превратившийся в итоге в планетаризм (Moraru, 2011; Moraru, 2015). Отдельно стоит упомянуть, что и русские ученые пытаются придумывать различные варианты постпостмодернизма
