спасительный снег
Мир накрывает густыми волнами.
Тише шаги, сказочней свет,
Белые искры горят под ногами,
Белые птицы воркуют над нами —
Это навек.
Город застыл. Шум метро, гул машин —
Все здесь звучит вопреки камертону.
Шепчет о чем-то зимы господин,
А фонари в молчаливом поклоне
Нас провожают. Объятий твоих
Хватит, чтоб выйти в иные пределы.
Прячься любимая в мой воротник
И полетели.
«Золотой ключик»
Искусству смотреть дальше собственного носа меня научила ты. Я помню, как летом, это был курс, кажется, третий, ты позвала меня в храм. Ты надела лёгкое белое платье в пол, и я тут же забыл о цели нашей прогулки. Я думал о том, о чём в этой ситуации думать было никак нельзя – откровенно говоря, обо всём, что это платье прячет. Но мы зашли за ограду, сели напротив красных кирпичных стен и крестов, и ты снова незаметно протянула мне ключ, ключ, которым я до сих пор научился не открывать, а только приоткрывать двери. Именно в тот день, рассматривая людей, возвращающихся со службы домой, я понял, что от некогда любимых фраз «Господь у каждого свой», «я интерконфессионален», «Бог внутри каждого из нас» и тд. и тп. тянет фальшью. А дальше было много всего: и чаепития с отцом Николаем, и твои рассказы о паломничестве в Оптину Пустынь, и долгая служба в Троице-Сергиевой Лавре (я помню не только о том, как тянуло спину), и волшебные Покрова на Нерли, и сказка венчания, первые исповедь, причастие, всенощная и даже статья в православной газете. Но это было потом. А сейчас ты пришла и тихо показала мне нечто очень важное. У тебя ведь настоящий талант – не разглагольствуя, своей маленькой ладошкой заставить ближнего veni vidi, чтобы однажды vici. В моих рифмах появились слова «Бог», «крест» – это всё Он, и, конечно, это всё ты.
***
Мне сказали: «Смотри, абсолютное зло
Пред тобой с наготою Адама,
Что людей превращает в духовных рабов,
Рушит свод иудейского храма».
Я увидел прекрасный, сияющий взгляд,
Словно небо, глубокий, безбрежный,
И спросил их: «Быть может, он не виноват?
Коль не праведник – точно не грешник.»
Мне ответили: «Слушай, он тысячи душ
Навсегда ввёл в обман и сомненье.
Властолюбец, ревнитель страданий и мук,
Обещал только падшим спасенье».
Я подумал: «Возможно, хватило б с глупца,
Что не ведал своих же ошибок,
Наказание плетью, иголок венка
И презренья случайных улыбок»
Мне сказали: «Так знай, он ещё лжепророк,
Чьё рожденье – погибель младенцев,
Чьё ученье – хула на духовных отцов,
Чья
