не нравились, а потому я шустро шагал по мостовым, пока не остановился возле дома красильщика. И первое, что понял – можно было и потерять время. Даже стоило. По крайней мере, часика три-четыре. Тогда бы я не столкнулся нос к носу с похоронной процессией. Гроб с останками Катрин как раз выносили через дверь. Мишель и Герда стояли снаружи, обливаясь слезами. Рыдающая Аннет шла вслед за мёртвой дочерью и так и порывалась ухватиться за крышку гроба.
– Нет, этого не может быть! – стонала женщина. – Она живая! Живая. Верните её домой!
Кто-то из соседок постарался успокоить несчастную, но слова не помогали. Горе не давало расслышать ей ни одного звука. Возможно, мастер Гастон, её отец, смог бы докричаться до неё, но он и сам походил на тень самого себя. Глаза у него опухли, кожа выглядела белее снега, руки дрожали. Его самого приходилось поддерживать, чтобы он не упал. Таким раздавленным этого человека мне никогда не доводилось видеть.
– Мастер Гастон, – подошёл я ближе.
– Арьнен, это ты, Арьнен? – попытался он всмотреться в моё лицо так старательно, как будто по новой ослеп.
– Я.
– Ты тоже пришёл проводить мою Катрин в последний путь?
Хм. Вообще-то нет.
– Мне хотелось…
– Не надо, не говори ничего, – из глаз мужчины потекли слёзы. – Я уже слышал много слов скорби.
Так может послушаете радостную весть? Не хотите мёртвую девочку на живую обменять? Возраст практически один в один. Баш на баш будет.
– Но меня то вы ещё не слушали, – с укоризной произнёс я. – Мне совсем не то хотелось вам сообщить. Соболезнующие речи у меня никогда не получались.
– Тогда тем более не говори ничего.
– Но как я могу ничего не говорить, если я специально ради этого и шёл к вам? Выслушайте. У меня есть некоторое деловое предложение, которое может вам понравиться.
– Арьнен, о чём ты? Какое деловое предложение? – ошарашено уставился на меня мастер Гастон.
– Думаю, вы его оцените. Так вот…
– Прекрати!
Его громкий возглас привёл к тому, что ближайшие к нам люди покосились на меня с откровенной антипатией.
– Прекрати, – сурово проговорил мастер Гастон. – Если не имеешь никакого уважения к смерти, так прояви его хотя бы ко мне! Уходи отсюда и не смей появляться до конца траура.
– Убирайся отсюда! – грозно шикнули на меня из толпы, и кто-то не очень-то тихо добавил:
– Вот мерзавец.
Да, первое впечатление оказалось верным. Не следовало торопиться. Я выбрал крайне неудачный момент для проявления смелости. И повторять попытку в ближайшие дни и правда не следовало.
Отойдя в сторонку, я подождал, пока похоронная процессия не скроется из виду, а после сел на крыльцо и всерьёз задумался. Бездеятельно сидеть в городе мне никак не улыбалось. А за время, что я терял впустую, некто (да тот же Бажек!) мог донести до ушей мастера весть о смерти Эветты. И донести так,
