меня чистой писчей бумагой, листами копирки, лентами для пишущей машинки.
– Вот! Все это было ею похищено на работе. У родного государства крала, воровка, хапуга, а ведь правозащитницей звалась!
Мне стало стыдно – кража есть кража… Но яже не виновата, что в магазинах с распространением самиздата копирку вообще перестали продавать, а продавцов канцелярских товаров КГБ уполномочил следить, кто часто покупал пачки бумаги для пишущих машинок. И следили некоторые, и доносили, и сколько народу на этом попалось! Но Дед с Ангелом не дали мне ни слова сказать в свою защиту. Из кармана рясы Дед вытащил тонкую рукопись и показал ее бесам:
– Вот это было напечатано на украденной бумаге и под украденную копирку. Хотите поближе познакомиться с этим текстом? – и он двинулся к ним с рукописью в руке. Тонкие сероватые листы вдруг засветились голубым пламенем, и бесы бросились врассыпную:
– Не надо! Не надо! Мы вас не задерживаем, убирайтесь!
Ах, я вспомнила этот текст! Это были письма заключенного епископа из Соловков к его духовным детям. Сколько возни тогда было с выверкой библейских цитат, с написанием слов незнакомого церковного лексикона! Я допечатала текст и с облегчением отдала его верующим в их подпольный журнал «Наша община», даже экземпляра себе не оставила, хотя обычно брала себе последнюю копию. И вот надо же, именно эти странички мне помогли теперь. Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Мы благополучно оторвались от разочарованной черной стаи, потом, почти не задерживаясь, пролетели подряд несколько мы тарств, на которых мелкие бесы выкрикивали что-то о зависти, скупости, лихоимстве и о каком-то вовсе мне не известном мшелоимстве. Все это были не мои любимые грехи, как сказал Дед.
Когда я почти успокоилась этими удачами, впереди показалось уже не темное облако, а плотная черная стена с красными сполохами, как будто на нас надвигалась осенняя ночь с грозой. Стало холодно и жутко.
– Что это там впереди? – спросила я в страхе.
– Мытарство гордости. Вот тут нам придется трудно, – озабоченно сказал Хранитель.
Далась им эта гордость, подумалось мне. Но туча шла и шла на нас и становилась все черней. Уже стали различимы злобные хари бесов, все ближе сверкали их волчьи глаза, а грохот стоял такой, будто камни сыпались с высоты на железную крышу.
Мы оказались в плотном коридоре, слепленном из сине-черных слизистых тел, и тут нам навстречу вышел сам Сатана. Он снова был красив и наряден, но теперь красота его носила, так сказать, демонический характер, и выражение лица не предвещало ничего хорошего, оно стало надменным и зловещим.
– Ну, вот мы и встретились, как я тебе обещал, Анна. Жалкое поповское отродье, не тебе ли я, презрев твое низкое происхождение, протянул руку помощи? Не тебя ли позвал любовно, как потерявшегося ребенка, обещая тебе свое высокое покровительство? Но ты отвергла меня, Князя Земли и воздушной стихии! Теперь я забираю тебя уже не как дочь, а как жалкую рабыню,
