убрал телефон, и тут же в кармане зарычала, захлебываясь, рация.
– Короче, сейчас подъедет эвакуатор, если спецы задержатся, обеспечь погрузку.
– Понял, – отозвался полицейский и повернулся к народу, широко раскинув руки, – ну все, граждане, расходитесь.
К этому времени порядком стемнело, место событий освещалось софитами телевизионщиков, которые уже доставали термосы и наливали друг другу горячий, с парком чай и кофе. На обеих улицах образовались нешуточные пробки, так как толпа заняла значительную часть проезжей части. На периферии толпы ржавую «копейку» называли инкассаторским грузовиком и материли на чем свет стоит банкиров, уже брезгующими водителями не то что коренной национальности, но и людьми вообще.
– А что, – говорил кто-то, сейчас же автомобили умнее стали – раз, во-вторых, кто знает, что можно обезьяне пересадить за наши деньги-то. Не то, что водить научится, ЕГЭ сдаст.
Но все же ближе к эпицентру событий эмоции были погорячее. Снова всплывшее предложение «долбануть чем-нибудь» по стеклу находило все больше сторонников. Уже обсуждались детали. Метрополитеновского полицейского оттеснили к самому капоту, где он случайно сел на флаг неизвестной страны, что также было сфотографировано и выложено в сеть. К счастью, внешнеполитическое ведомство этой страны не нашло в этом повода для конфликта. Третьей мировой не началось.
Зато издалека донесся вой сирен полицейских машин и где-то далеко – на краю пробки, засверкала «сине-красная цветомузыка» и оранжевые лампы эвакуатора.
Присутствующий полицейский оживился и снова раскинул руки в сторону народа. В его голосе появилась хрипотца и уверенность в правильности выбранного пути:
– Расступитесь, эвакуатор сейчас подъедет. Задавит, сами виноваты будете.
Слово «эвакуатор» ему произносить не следовало бы. Все-таки нельзя народу прямо так в лицо говорить о ближайших планах руководителей. Поняв, что ржавую «копейку», обезьяну и сумку с деньгами вот-вот увезут, люди сомкнулись и вперед выдвинулись мужички с крепкими плечами.
– Да нет, локтем не получится. На вот, возьми кирпич, – сказал кто-то, и из толпы просунулась рука с грязным обледенелым кирпичом. Сухонькая старушка, оказавшаяся тоже в первых рядах, перехватила его двумя руками и подала тем, кто уже примеривался то кулаком, то локтем, то ногой с размаху.
С кирпичом получилось сразу. Посыпались осколки, дверь распахнулась и сумку выдернули из-под испугавшейся и скакнувшей на водительское место обезьяны. Обезьяна сжалась в комочек и закрыла голову фуражкой.
Битва началась. Пока народ рвался к дармовому богатству, рвал глотки, шубы и куртки, из-за ближайших крыш взлетал фейерверк чьего-то корпоратива. И пока в небе взрывались фонтаны разноцветных огней, народ все и прибрал. С последним не то десятым, не то двенадцатым фейерверком последний участник битвы скрылся в неверном свете уличных фонарей, а к раскуроченной
