и ночь в единстве озаренья.
Не из тени воссияла, но из длани
Эдемским облаком – душа,
Во плоти прекрасной лани,
Мои творенья в прах круша,
Склонила гения ангельской любовью.
Столь великой, столь несчастной.
Пленила богоподобной красотою
Властью девы полновластной.
Смиряла холодом и жаром испепеляла
Мышленье юное, деянья всеблагие.
Надежда счастья угасала,
Познав сколь далеки самые родные.
Год разлуки – тысячелетье.
Минута взгляда – вечность без пространства.
Верьте!
Нищий в голоде сочиняет без жеманства,
Отдает половину царства за единый взор,
Девы милой ангелу подобной.
Но что вы кричите мне укор,
Будто она грешна похотью утробной.
Будто поцелуй ведом ее устам,
Ужели она не мне принадлежит?
Или иные тянулись к ее рукам?
Другой ее боготворил?
О горе мне, я призываю смерть!
Мне слезы станут пропуском в обитель,
Снова страданий пылких круговерть.
Любви искомый сочинитель
Умри, презренный червь у стоп Любимой.
Всеми гонимый окончи срок.
Любовь моя порождает лишь унынье страшной силой
Колдовской и одержимой, пророк
Мне жизнь, рожденная в обмане.
Ужели ты мне верность не хранишь?
Ужели я в ничтожном сане.
Ужели за непогрешимость ты меня коришь?
О горе мне, и пламя всем моим твореньям…
Изыдьте! Любимая невинна! Услышь лукавый рок!
Вы губите меня забвеньем,
И если и вправду творит она порок,
Пусть я ослепну, пусть стану глух.
И лик ее засияет ярче белизной.
Обратившись вслух.
Познаю миг очищения росой
Слов правды пред очами Бога.
Мне святы венценосные творенья
Воздержанного слога,
Признанья, откровенья
Духа. Но вы, шепчете о чем-то злом.
Глаголя – воззрись на деяния людские.
О том мудро рассуждает мой первый том.
Омывая берега морские
Оставьте отлученье
В пучине вод жемчужных лилий.
Пусть минет осужденье.
В очертаньях гибких линий
Предстанет дева.
И согрешенья развеются, простятся.
Между нами житницы любви посева,
Молчанья, созерцанья, наши взоры льстятся.
Моя любовь безумна, может статься.
Но
