РПЦ и был среди десяти её учредителей. На первых сходках оргкомитета учредителей мне с Игорем Артемьевым, будущем министром, было поручено подготовить проект Устава, что мы и сделали к взаимному удовольствию. Устав на 8 листах был принят на собрании учредителей и зарегистрирован Управлением юстиции мэрии Санкт-Петербурга.
19 декабря 1993 г. было утверждено Временное положение о депутатской группе «Фракция Партии центра», где устанавливалось, что «решения… фракции… носят для членов фракции характер настоятельной рекомендации, что означает: – член фракции не вправе публично выступать с пропагандой иной точки зрения, чем та, которая зафиксирована решением общего собрания фракции; – при поименном голосовании в случае несогласия с решением общего собрания фракции, член фракции обязан уведомить о своей позиции любого члена совета фракции, а при голосовании воздержаться». Это была, пожалуй, одна из первых попыток установить какую-то дисциплину в депутатской вольнице.
Вообще я принял участие в оргкомитете именно из личных симпатий к И. Артемьеву и Д. Ленкову, с которыми я работал в комиссии по науке и высшей школе, и к М. Амосову, спокойному и разумному человеку. Однако в дальнейшем внедряемое всюду, во всех документах партии понятие «Восьми принципов центризма», а именно: реформизм, социальное равновесие, федерализм и децентрализация, демонополизация экономики, экономическое программирование, экологический реализм, межнациональное партнёрство и внешнеполитический прагматизм, являющимися тезисами к программе Партии Центра, – стало коробить мою революционно-романтическую душу. Эти в общем-то совершенно разумные принципы, повсюду содержали оговорки на сохранение равновесия между старым и новым и казались мне какими-то постыдно-трусливыми и половинчатыми.
Умом я понимал, что, конечно, в политическом спектре «центр» – самое тёплое место, самое близкое к реальной власти, но другим полушарием я чувствовал, что наша мирная антикоммунистическая революция ещё далека от полной победы, надо идти дальше, чтобы перевалить через точку невозврата. Поэтому вскоре я заявил о своём выходе из этого проекта.
Я действительно был настроен весьма радикально. По проведённому анализу степени радикализма депутатов при обработке результатов их поимённых голосований на сессиях Совета (за 100% радикализма принимался результат голосований С. Н. Егорова) я был где-то в первой двадцатке. Например, я был двумя руками за люстрацию всех секретарей и инструкторов парткомов, райкомов, горкомов и обкомов КПСС и недопущение их к государственной службе. Выступал я также за запрет коммунистической партии и суд над КПСС по типу Нюрнбергского трибунала. Кто-то ведь должен нести ответственность за миллионы расстрелянных и замученных, за уничтожение русской культуры, за растление народа, за искоренение веры, за гонения праведников и самых талантливых людей России?
Вспоминаю инцидент с российским
