МГИМО, здравствуй, МИД
Покидая стены Альма-матер в 1971 году (Министр С.В. Лавров сделал это годом позже), припомнил некоторые эпизоды пребывания в них.
После окончания первого курса довелось поработать в составе студенческого стройотряда на возводимом в ту пору грандиозном объекте – Останкинской телебашне. Правда, наше участие в реализации этого проекта заключалось не в строительстве самой башни, а в укладке бетонных дорожек вокруг нее. Ребята, которые ездили в составе стройотрядов в Сибирь и другие отдаленные регионы нашей необъятной Родины, привозили неплохие деньги. Нам же за достаточно нелегкий труд – класть бетон при тридцатиградусной жаре – заплатили чисто символически – около тридцати рублей. Но на пиво хватило.
После второго курса пришлось принять участие в не менее ответственном деле – стать членом заградкордона на период вступительных экзаменов в МГИМО. Поскольку наш ВУЗ тогда был, и сейчас, впрочем, остается придворным заведением, и желающих поступить в него было более, чем предостаточно, главным образом из числа отпрысков высокопоставленных персон, сложилась следующая практика. Ректор МГИМО на период вступительных экзаменов брал отпуск и выезжал на заслуженный отдых подальше от столицы, наслаждаясь благами изоляции от внешнего мира, т. е. от настойчивых просьб о содействии в поступлении, поскольку мобильной связи тогда еще не было. Бразды правления на этот период, включая надзор за ходом вступительных экзаменов, доверялись проректору института.
Когда мы заступили на пост, этим уполномоченным был проректор по фамилии Пучков – человек взвешенный и спокойный, что было немаловажно с учетом стоявших перед ним задач. В наши обязанности, как нам доходчиво разъяснили старшие товарищи, входила одна главная задача – никого, несмотря ни на что, не впускать в помещения, где проходили приемные экзамены (в ту пору – в Николощеповском переулке, где сегодня размещается поликлиника МИД).
Назвать блокадой или осадой то, что творилось вокруг этого объекта, – ничего не сказать. Мы, второкурсники, но все еще салаги, старались изо всех сил выполнить доверенную нам задачу – не пущать. Легко сказать. Каких только удостоверений я не насмотрелся за период стояния в кордоне, самое скромное из них – генерала КГБ.
В одно из таких дежурств на входе в храм престижных перспектив к нам на пост подошла группа товарищей, попросившая пропустить к руководству. В соответствии с имеющимися указаниями разъяснили, что для этого требуется наличие спецпропусков. Уверенно улыбнувшись, лидер группы достал и сунул мне в лицо голубую книжицу размером с тогдашний паспорт, на обложке которой я различил вытесненный золотыми буквами текст «Летчик-космонавт СССР».
– А такое подойдет?
Это сегодня космонавтов пруд пруди, никто ни в лицо, ни по фамилии их не знает. Тогда это был всему народу известный и весьма почитаемый иконостас. Попросив подождать, я рванул в кабинет, занимаемый проректором,
