расположились в достаточно большом и удобном самолете, Ольга увидела, что к другому самолету направляется толпа подростков. Все в одинаковой одежде: шорты, рубашка и шляпа цвета хаки, темные кроссовки, за спинами – коричневые рюкзаки. Никаких личных вещей.
– А это кто? – Ольга дернула Дашку за рукав, чтобы та посмотрела в иллюминатор самолета.
– А это ну типа гуманитарная помощь всяким босякам и беспризорникам. Наши путевки потому такие дорогие, что родители оплачивают летний отдых детям из самых неблагополучных семей или сиротам… – нехотя сказала Даша.
Вдруг, близко наклонившись к иллюминатору, удивленно присвистнула.
– Офи-и-игеть! Ну настырная, без мыла пролезет! – возмутилась Зукина.
– Ты о ком? – удивилась Ольга.
– Да я о Лельке, однокласснице Кристинки. Она там, среди этих, ну типа пролетариата, представляешь?! – возбужденно тараторила Даша.
– Почему не с нами, здесь же несколько человек из нашей школы?
– Ты че, ее в лагерь не возьмут, она нищая, у нее мама – маникюрша или косметолог, одна фигня. Правда, хорошая, к ней половина школьных мамаш ходит, – продолжала возмущаться Зукина.
– Но если она учится в самой дорогой московской школе, значит, не нищая, – возразила Ольга.
– Не, это не ее мамаша платит, а там другая история. Мне Зотова, из их десятого рассказала, а ей ее тетка, которая не первый год делает ногти у Лелькиной мамаши, что взнос за школу и обучение оплачивает Заира – это певица такая, старая уже, лет сорок, наверное, но очень модная во времена наших предков. Так еще давно, когда мамаша Лельки молодая была, она забеременела, а парень жениться не захотел. Она хотела от ребенка избавиться, но Заира, она у нее обслуживалась, когда узнала, сказала, что будет крестной матерью и позаботится о ребенке. Она и заботилась о Лельке, только теперь уже не зарабатывает как раньше, живет где-то в Штатах, скромненько, не поет уже, замуж вышла, своих нарожала, да и муж не из богатых. Хорошо, что взнос в школу оплатила и скидок для Лельки добилась – сыграла на своей тогдашней популярности. А Лелька страдает: ей так хочется казаться своей, да не получается. Так, ребята из школы поматросят и бросят, а в дом никто не ведет, в компании наши не пускают. Ей так хотелось в лагерь! Ни экстерьером, ни рождением не вышла, да и крестная уже не авторитет. Ну ты глянь! Она через пролетариат поперлась! Ну хитрая, просто змея какая-то склизкая. Посмотрю я на нее, как она батрачить будет! – Дашкино лицо перекосилось от злорадства.
– Они живут с нами? – перебила Дашкино шипение Ольга.
– Ты что! Не, у них свой лагерь. Они типа работают на нас, ну там посуду моют, за территорией следят. Мы же учимся лидерами быть, а эти пусть радуются, что поедят и поспят нормально, без вшей, – пояснила Даша.
Ольге противно было продолжать слушать Дашу, и она отвернулась к иллюминатору, провожая взглядом девочку, в которой узнали Лелю. Та шла одна, низко наклонив голову и опустив
