гранитной монументов.И по-девчоночьи хрупка,
проста, как сердца чистый отзвук,
есть в книге записей строка,
так непохожая на отзыв.
И, вспоминая ту войну,
читают люди на кургане:
«Спасибо вам за тишину», —
и подпись тоненькую – «Таня».
Ах, набинтуй, туман, бинтов…
Кто эта Таня – я не знаю,
но все мы дети тех бойцов,
кого взяла земля сырая.
Мы будем свято помнить их,
здесь прикипавших к пулеметам…
Так надо жить, чтоб за живых
в земле не стыдно было мертвым.
Я счастлив тем, что я родной
любому майскому побегу,
что светит солнце над страной
медалью общей за победу.
И вечно помня ту войну,
читайте вечно на кургане:
«Спасибо вам за тишину», —
и подпись тоненькую – «Таня».
Песня впервые прозвучала по Всесоюзному радио в мае 1971 года.
Труба Fрмстронга
Великий Сачмо был в поту.
Летела со лба Ниагара,
но, взвитая в высоту,
рычала труба,
налегала.
Он миру трубил,
как любил.
Украден у мира могилой,
еще до рожденья он был
украден
у Африки милой.
И скрытою местью раба
за цепи невольничьи предков
всех в рабство,
как малолетков,
захватывала труба.
Он скорбно белками мерцал,
глобально трубя и горланя, —
детдомовский бывший пацан
из города Нью-Орлеана.
Великий Сачмо был в поту,
и ноздри дымились,
как жерла,
и зубы сверкали во рту,
как тридцать два белых прожектора.
И лился сверкающий пот,
как будто бы вылез прекрасный,
могущественный бегемот,
пыхтя,
из реки африканской.
Записки топча каблуком
и ливень с лица вытирая,
бросал он платок за платком
в раскрытое чрево рояля.
И вновь к микрофону он шел,
эстраду вминая до хруста,
и каждый платок был тяжел,
как тяжкое знамя искусства.
Искусство весьма далеко
от дамы по имени Поза,
и, если ему нелегко,
оно не стесняется пота.
Искусство —
не шарм трепача,
а, полный движений нелегких,
трагический труд трубача,
где музыка – с клочьями легких.
Искусство пускают в размен,
но, пусть не по главной задаче,
поэт
и великий джазмен,
как братья,
равны по отдаче.
Да,
лавры джазменов тяжки.
Их трубы,
поющие миру, —
как
