В моей голове безнадежно раздавались крики: «Нет, нет, это не со мной, это не я». Григ кашлянул.
– Как будто мы сейчас играем в жмурки, только вместо шарфа на моих глазах повязки. Может, это всего лишь сон?
– А еще доктор сказал…
– Как там кот?
– Кот? Нормально, что ему будет. Я сегодня утром к нему ездил, за эту неделю похудел. Его кормила наша соседка.
– Хорошо. Хочу поспать, наверное, эти капельницы со снотворным.
Натянула одеяло до плеч. В ушах слышала какой-то гул, шумел ли это Григ или нет, но звука закрывшейся двери не слышала. В палате меня раздражал еле слышный шепот и ужасно громкие часы, кто, вообще, в палатах вешает часы?
Не верила поставленным диагнозам. Потеря зрения? Такое не могло случиться со мной. Хотелось просто накрыться одеялом, как в детстве. Казалось, что все происходило во сне или с какой-нибудь героиней фильма. Вселенная так не могла поступить, ведь я столько визуализировала, столько посылов отправляла в космос. Это все не со мной, точно, а как же мои мечты?
В первые недели после больницы много спала. Мне казалось, только и делала, что спала. Меня мучили кошмары: огонь, толпа, крики о помощи. Запах гари так и не уходил. Как будто не просыпалась, не проживала день, и со мной говорили только сквозь сон, давали какие-то таблетки, снова и снова по мне бежали острые шпильки. Ела я тогда вообще что-нибудь, кроме лекарств?
Терла уши, чтобы убрать шум, но с каждым днем звук увеличивался: тик-тик-тик-так-тик-тик-тик-так. Как будто та девочка сидела рядом со мной и в ухо мне шептала. Григ часто толкал меня и говорил, чтобы я закрывала глаза и спала.
Люди раздражали меня болтовней, ненужными вопросами, причитаниями: «Что же теперь будет с молодой девочкой?» Когда организм стали меньше пичкать всякой дрянью, пришло осознание, что я ничего не могу увидеть. Если точнее, все предметы выглядели расплывчатыми на сером фоне, словно мои глаза зашторили серой тканью и наложили много-много искореженных фильтров.
Григ негодовал, что в новостях мало говорили о произошедшем, никакого резонанса в соцсетях. Трагедия унесла лишь одну жизнь, и то самого главного злодея, с точки зрения обывателей, читающих информацию своей пятой точкой. Погиб только сам директор мастерской. Он помогал девушке подняться, ее удалось спасти, но его тело нашли возле скульптуры. Все пользователи интернета – они же самые главные эксперты по трагедиям – посчитали, что одна смерть – это уже хороший итог. В основном все гости того вечера отделались испугом или рваными ранами. Но только у меня из всех из них застрял в голове чертов шепот, который сводил меня с ума, «затуманилось» зрение и маячила инвалидность. И за слово «черт» даже не просила прощения, потому что феями там и не пахло.
Мысли об этом меня разрушали, мной овладевала злость, которую выплескивала на окружающих: соседей, гостей, коллег. Спрашивала у них, почему я, а не тот жирный мужик, который нас всех распихивал. Я не контролировала свои действия и швыряла стаканы с водой, предназначенные для запивания
