даже коту негде разгуляться.
Его забота умиляет, но остаюсь непреклонной.
– Милый, мне тут до работы добираться сорок минут, а это, между прочим, роскошь.
Широко улыбаюсь, спор пора заканчивать, потому что уже целый день мы не обнимались.
– Здесь колхозно, или, как мой брат говорит, «кэлхори». Нет, я серьезно, какой год на дворе, а в квартире деревянные окна.
Его слова меня задевают – нельзя покушаться на святые вещи.
– Бабуля говорила, что окна должны дышать, во всем мире деревянные окна считаются лучше любого пластика. Не хочу здесь ничего менять, мне так спокойнее, как будто Ба еще рядом.
– Вот этим ты меня и пугаешь. Твой дом с привидениями.
Григ дурачится, выставляет руки и бежит за мной с криком «Буа-а-а-а», типа он повзрослевший Каспер. Я от него, но наши салки вокруг коробок заканчиваются падением на самую большую. Картон не выдерживает. Развалившаяся коробка с одеждой становится кроватью. Мы смеемся, целуемся. Мозг рисует график с классификацией секса. Молчаливый секс или, наоборот, орущий, словно наступил март в кошачьем клубе. Григ – это двойной март.
– Лили, тише, твоя соседка явно со стаканом возле стенки сейчас стоит и тычет пальцами в телефон, вызывает уже полицию.
Мы смеемся. Соседка и вправду может стоять со стаканом. Подыгрываю Григу:
– Да, баба Тоня, здравствуйте.
Выброс эндорфинов, счастье накрывает как теплое одеяло, сердце колотится, и мы без конца обнимаемся. Григ смотрит в непобеленный потолок, а я спрашиваю:
– Нравится теперь эта квартира?
Он только произносит: «Угу». Мы лежим голыми среди вещей и раздавленных коробок. Разглядываю тигра на его руке, хищник грозно смотрит на меня, а вокруг его головы лента с надписью «ВДВ – Никто, кроме нас», фраза, которая ярко характеризует хозяина тату.
– Что ты улыбаешься? – спрашивает Григ.
– Вспомнила, как первый раз увидела «ВДВ» на твоей руке и растерялась.
– Почему?
– Да я таких обхожу стороной. Купания в фонтанах, мордобои, битье бутылок о голову. Короче, в день ВДВ лучше сидеть дома.
Мои слова его смешат:
– Что за стереотипы? Я никогда не купался, никого не бил в этот день. Нет, ВДВ – это «с любых высот в любое пекло». Достоинство, несгибаемость, борешься до конца. ВДВ – это не только второе августа.
Утыкаюсь в шею Грига и не могу насытиться его запахом. А он все продолжает о своем братстве:
– Нет, если какой-то «пережратый» заблевал тамбур или вусмерть пьяный в парке докопался до подростков, скорее всего, он не из ВДВ, просто форму напялил.
Григ крепко обнимает меня.
– И вообще, этот день обычно проводят с семьей, все со своими пацанятами или дочками приходят на встречу. Дети заглядывают в рот своим отцам, внимательно слушают их байки. Ну какой
