style="font-size:15px;"> – Мертв, – констатировал доктор, отряхивая колени. – Прямо в сердце… Идемте, – велел он Ревину. – Вам нужно наложить швы.
Резаная рана в боку была неопасной, но глубокой, и кровоточила.
Загоруйко нюхал соль.
Федор Павлович кружил вокруг тела Талманского подобно стервятнику и повторял, как заведенный:
– Кто бы мог подумать… Заколол… Заколол, будто свинью… Кто бы мог подумать…
* * *
Мягко покачиваясь на рессорах, карета свернула с мостовой на проселочную дорогу. Верховые сопровождения покружили на месте, давая четверке рысаков набрать ход, и устремились следом, выбрасывая из-под копыт комья мерзлой земли.
Пассажир оторвался от созерцания однообразного унылого пейзажа, проплывавшего за окном, и откинулся на мягкий кожаный диван, устало полуприкрыв набрякшие веки. Надежда поспать в пути потерпела фиаско, двухчасовая тряска вызывала острые приступы изжоги, чем и объяснялось растущее ежесекундно недовольство. Пассажир вряд ли мог связно обрисовать цель своей поездки, про себя именуя ее инспекцией. И впрямь, каковы могут быть цели инспекции? Развесить трюлюлей, наорать на нерадивых подчиненных до их полуобморочного шатания, и все для того, чтобы огромная неповоротливая махина ненадолго завращалась шибче… На что? На что, спрашивается, уходят силы? А ведь он человек творческий, чувствующий, можно сказать утонченный…
Карета остановилась у большого двухэтажного особняка, окруженного высоченным забором из багрового, едва ли не черного кирпича. За густыми завитушками массивных литых ворот угадывались очертания трех лакеев в синих форменных ливреях. Лакеи вытянулись во фрунт, однако отворять ворота не спешили.
– Что за черт! – прошипел пассажир и, кряхтя, выбрался из кареты, растирая затекшую поясницу. – О-ох, растряс, сукин ты сын! – погрозил кучеру кулаком, – Шкуру велю спустить!..
Подбежал адъютант, доложил, торопливо глотая слова:
– Вашевыпырство! Открывать не изволят!..
И, поймав непонимающий, застланный сонной оторопью взгляд, торопливо добавил:
– Виноват-с, одно только и долдонят: «неположено»!..
– Что-о?! – взревел пассажир. – А ну-ка!..
Он отстранил адьютанта, беспомощно хлопающего ресницами, и в сердцах пнул чугунные створки:
– Начальника ко мне, живо!
Лакеи повели себя в высшей степени странно: отбежали в стороны и замерли, заложив руки в белых перчатках куда-то в недра расшитых ливрей. На рев явился с иголочки одетый офицер, щелкнув каблуками, представился:
– Гвардии подпоручик Мезимов. Кто вы и по какому вопросу?
Пассажир поперхнулся воздухом, налился дурной краской и тоном, не обещающим подпоручику карьерных продвижений, по меньшей мере, в ближайшую тысячу лет, проскрипел:
– Министр внутренних дел, генерал от кавалерии
