туда не было, а потому пришлось волей-неволей плыть в Тихий океан.
Закончив, Лорка какое-то время еще постоял, наслаждаясь ни с чем не сравнимым чувством простора и свободы. Овцын, увидев на его лице восторженную улыбку, заулыбался в ответ. Его лицо от этого стянулось, сделав заметным уродливый шрам, шедший через все лицо от уха до подбородка и делавший этого когда-то привлекательного, молодого еще мужчину похожим на разбойника.
Шрам этот, по рассказам штурмана Эзельберга (он был один из немногих кроме самого командора, кто относился к Овцыну с сочувствием) был получен им из-за «горестной страсти». Сказывал он, что в бытность свою начальником Обско-Енисейского отряда на шлюпе «Тобол» случилось лейтенанту Овцыну остановиться, на свою беду, в Березове, где отбывала ссылку семья князей Долгоруких. И лейтенант влюбился в старшую из опальных княжон, Екатерину, стал в гости к Долгоруким хаживать… Потом наступила весна, Овцын покинул Березов и с честью завершил свое задание – нашел проход из Оби к Енисею… Но шли уже в Адмиралтейство доносы и ничего не подозревавшего лейтенанта, ничем не запятнавшего честь своего мундира, ждал скорый суд по обвинению в «государственной измене»… Хорошо еще, что Беринг, получив весть о судьбе товарища, смог выхлопотать для сведущего и разумного офицера послабление. Дворянин Овцын был «всего лишь» бит плетьми, разжалован в матросы и сослан в Охотск.
Впрочем, хотя иные и норовили бывшему офицеру «на место указать», командор сумел защитить бывшего соратника, сделал своим адъютантом. Однако упрямец Овцын настоял, чтобы вахты наравне с прочими матросами нести и в кубрике с другими обретаться.
– Ну что зачаровался? – Овцын закончил работу и принялся спускаться. – Склянки бьют, айда в кубрик греться!
Койки у них были соседние. Видно, кто-то посчитал, что место Овцыну рядом с юнгой, младшим по рангу, в самый раз будет. Кроме того, и на самого Лорку поначалу посматривали косо: еще побежит доносить отцу. Но после того, как Лорка промолчал, когда подштурман Юшин подрался с прапорщиком Логуновым и когда матрос Акулов напился в Большерецке пьян до того, что его пришлось на борт тащить за ноги, к Лорке оттаяли. Начали заговаривать, угощать табаком (Лорка немилосердно кашлял, но отказаться не смел) да брать на партию в карты. Одной дружбы с Овцыным по-прежнему не одобряли, но тут Лорка выказал норов. Овцын ему нравился. Несмотря на шрам, хорошее у него лицо. Открытое, честное, большие смешливые темные глаза смотрят прямо. А примется рассказывать – впору рот подвязать, так и норовит раскрыться. Есть что порассказать бывшему лейтенанту, а ныне матросу Овцыну. Четыре года командовал он Обско-Енисейским отрядом экспедиции. Трижды суда на Крайний Север водил. Но ни разу еще не слышал от него Лорка ни слова про злосчастный Березов. Штурман Эзельберг сказал ему как-то, что княжну, из-за которой Овцына сослали, заточили по приказу государыни в монастырь. Не оттого ли не носит креста нательного матрос Овцын?
Лорка принялся было спускаться следом, но вдруг черное пятно впереди привлекло его внимание. «Святой Петр» сейчас как раз проходил
