style="font-size:15px;"> – Это место Лиаса, я не хочу оскорбить его…
– К гурсам Лиаса, – сказал Мадге. – Все равно он улизнул в прядильню со своей девкой. Что, по нраву тебе пир моего отца? – Мадге прищурил злые желтоватые глаза.
Эадан помедлил с ответом. Он видел, что Мадге отчего-то гневается, и боялся разозлить его неосторожным словом. Наконец он сказал уклончиво:
– Хороша брага у нашего господина.
Мадге осклабился.
– Еще бы! Ведь она замешана на крови наших родичей, убитых людьми Пучеглазого. Дивлюсь, что твой кубок не треснул и не выпал у тебя из рук, когда ты пил из него славу Хендрекки Моргерехта.
Эадан отвел взгляд. Он опасался спорить с Мадге, но и ругать карнрогга Морлу тоже страшился.
– Наш господин пожелал забыть старые обиды и замириться с Моргерехтами…
– Уверен, ты скажешь другое, когда увидишь кольцо твоего отца на пальце его убийцы, – перебил его Мадге. – Взгляни, вон он! Альскье Кег-Догрих, элайр Пучеглазого. Безо всякого страха явился он сюда с кольцом на пальце, ибо думает, что владеет достоянием мертвых. А может, так и есть? Может, некому отомстить за храброго Райнара Фин-Диада?
Эадан до боли сжал кубок. Он давно уже приметил и Альскье, и отцово кольцо – медное, с вепрем, пораженным стрелой, – но смолчал, потому что не хотел затевать ссору на пире своего карнрогга. Кто он таков, чтобы возвышать голос на собрании знатных? Его отец, элайр Райнар, давно мертв. Морла отдал его надел другому дружиннику, когда Эадан был еще мал. У Эадана нет ни богатства, ни земель, ни большой родни, чтобы пойти против воли Морлы и бросить вызов элайру Хендрекки Моргерехта прямо на праздновании долгожданного мира. Эадан совсем один и живет в доме Морлы лишь из милости. Много ли отваги у пса, подбирающего объедки?
– Ну, что же? – продолжал подстрекать Мадге, распаляясь все больше. – Напомни-ка, Эйди, остались ли после славного элайра Райнара одни только дочери, которым место в прядильне среди рабынь, или всё же был у него сын?
– Довольно насмешничать, – укорил брата Сиандел. – Не слушай пустой болтовни, младший брат Эйди, – мягко сказал он Эадану. – Никто не станет презирать тебя за то, что ты покорен своему карнроггу и отказался от мести за отца.
Примирительные слова Сиандела прозвучали еще унизительней насмешек Мадге. Другие сыновья Морлы, заслышав их разговор, отвлеклись от быка и повернули головы. Им стало любопытно, как поведет себя Эадан – снесет ли оскорбление или поступит так, как честь велит поступать каждому свободному эсу.
Эадан поднялся на ноги. Морла все еще разделывал бычью тушу; люди, получив свою долю, не отходили к столам, а оставались посмотреть, что достанется другим. Каждый гость, принимая из рук Морлы угощение, благодарил хозяина в положенных учтивых выражениях. Чувствуя спиною взгляды сыновей Морлы, сверлящие его,
