даже не зависимо от медицинских знаний.
Продолжение, дление жизни (самый длинный Канал, половые органы в его владении). Не губить, продол-жить – суть Канала.
ПАЛЫЧ
Дорога из белого щебня, утыканного в грязь липового леса, от лесхозной конторы до оврага, который является границей.
Детство, – вдоль оврага полоска участков с домами и садами тех, кто работает в лесхозе.
Дорога в полтора км. склон, под стать гонять на велике. Растопыря ноги поверх педалей от конторы до самого оврага, который является границей.
Друг детства Пашка. Мы несемся на великах с поднятыми ногами и закрытыми глазами, кричим как страшные самолеты. Кричу так, что слышу только свой крик.
Затем понимаю в доли секунды, что не слышу Пашку, открываю глаза – Пашка кувырком отлетает от дерева.
Как будто время превратилось в желе, а голова – в глиняный тонкостенный барабан. И этот барабан в желе завис, и повсюду шум пульса, ничего кроме.
Кроме кромешности.
Только что мир пестрым потоком разлетался по сторонам как новогодняя хлопушка из радуги цветов и солнечных зайчиков, и вот он схлопнулся и застыл.
Темной каменной массой.
Все вокруг включая птиц в полете. Так они впечатались в обездвиженную реальность.
По прошествии лет все пытался воссоздать состояние для театральной сцены, безуспешно. Все так и осталось на своих местах.
Успел ли подумать я, минуя время? Нет, ничего.
Пашка вскочил, сел на корточки, вдруг выгнулся, жутко побледнел и застонал как будто его стон выжимали из тюбика, а с правой стороны красное пятно во всю щеку, повалился на спину так и не выпрямив ноги.
Страх и оцепенение пришлось победить сильнейшим чувством виновности. Я попробовал поднять Пашку, но не смог. До дома рукой подать: «Пашка, я щ-ща! Де-е-да!» Влетев в калитку, завопил, что есть мочи: «Де-е-да!»
Дед как раз пообедав выходил. Кому-то сказал звать Палыча, и мы забрали Пашку домой.
Я никогда не видел деда таким напуганным.
Он то и дело ощупывал меня. Сам цел-то? Сам цел? Ху. Ху.
Палыч положил Пашку на живот, пошарил вдоль позвоночника пальцами, Пашка открыл глаза.
«Скажу как, неси в срубок, я паек соберу по ходу. А пока до врача», – распорядковал Палыч. Кликнул меня следом. В саду указал, какие веники, травные пучки сносить в срубок. Тут же на пню наколол дубовые и еще разные полешки, спонад корней отпилы.
Палыч:
– Это брось в котел и распали печуху. Юшку не забудь.
А печка-то, печка, в жизни ничего похожего не виделось. Такое странное дело, мне тогда мир вещей изменило. Лежак из кирпичей и глины, камеры с тазами, решетки из тонких реек. Я даже запалив печуху прилег на секунду. Понравилось. И с лежака глаза сразу в оконце, полилось
