прошел на втором этаже трехэтажного дома в полнейшем молчании. Бруно, насытившись, без церемоний вышёл из-за стола, наскоро обозначил в нашем атласе «только что проложенный, новый путь», уверяя, что так для нас будет намного короче. А через минуту где-то внизу натужно взревел, судя по всему, мощный дизельный двигатель. За окном мелькнул конуса света. Из-за дома выкатился одноглазый, как циклоп, экскаватор. Мы, поблагодарив, казалось, полуживую хозяйку, поспешили за Бруно, и очень скоро пожалели об этом.
Между железобетонными плитами – щели с краеугольными, рваными гранями. Для колес веломобиля, которые рассчитаны на передвижение по асфальту, в крайнем случае, по грунтовой дороге, пыльный, точно лунный ландшафт – катастрофа. Как только мы натолкнулись на бригаду дорожных рабочих, Бруно высунулся из кабины своего экскаватора, и радостно указав на нас крюченным пальцем, зычно крикнул подельникам:
– Русские – вон! Я говорил…
Называется: «Сократили дорогу!» С досадой, не оглядываясь, мы двинулись дальше. Объезжая валуны и комья засохшей глины, мы потеряли два часа (как минимум) драгоценного времени. Скоро восстановилась жара, а с ней наши влажные лица и ароматные майки. Пот скатывался по лицу, разъедая глаза, точно в парной. Мне пришлось повязать на голову женин платок, в котором я выглядел как заправский антрепренер или шпанский лабазник. Однако встав, как говорится, на трассу, мы разогнались и даже прилично, можно сказать, с шиком въехали в миленький Зегеберг, где слегка заплутали. Улочки, переулочки, домики, будто сахарные петушки, леденцовые мостовые – нас умиляли. Чтобы разжиться продуктами и водой, спешились. Бросив веломобиль у входа в магазин, вошли в него злые как флибустьеры с пиратского судна.
Покупателей – ноль. Чистота точно в кунсткамере. На стеллажах хрусталь. Дрожит, переливается в свете витрин разнообразнейшая и, видно, дорогая посуда. В простенках, на потолке – антураж, зеркала. Мы размножились в них, будто кинологические черти, когда на нас обратила внимание карамельно-розовая трибада.14
– Игорь, чего она? Уставилась.
– Делай вид, типа, мы Белка и Стрелка.
– Кто? – с усмешкой спросила Людмила.
– Улыбайся, – режиссировал я под сурдинку.
Я на минуту отвлекся, напевая: «Орлёнок, орлёнок…», как вдруг прозвучало:
– Хочу – апельсин! – Людмила показывала пальцем на аккуратно составленную горку цитрусовых.
– Бери, кто тебе не даёт?
– Да, но я не знаю, сколько что стоит!
– Люда (блин) какая муха тебя укусила? Ценники под носом: читай…
– Где? Я не вижу.
А заслышав русскую речь, продавщица еще больше насторожилась. В своем воображении я четко представил обозленных овчарок и элегантных гестаповцев, прикрывающих скрещенными ладонями нижнюю чакру муладхара.
– Что это?! – прокричала твердыня силы на полную мощь своих
Трибада (греч., от tribein – тереть).
