«базар и павлиньи перья». Для рабочего человека – человека активного действия – уход – кривляние, фокусы, пустая трата времени, денег и сил. Пусть я обычный пацан, получивший свои первые непритязательные знания жизни в послевоенной, коммунальной квартире дома с колоннами, стоящего прямо напротив Московского вокзала. Пусть я учился в школе на бывшей улице Знаменской, работал на колоссальном машиностроительном предприятии, там же впервые с трепетом вышел на сцену Народного театра. А дальше? Ведь, можно сказать, повезло: я поступил – выучился на актера в престижном московском вузе, казалось бы, радуйся!
Ухарь ли куражится во мне – лихой человек, но где, какое тут петушиное слово?
Бог весть!
Однако во время оно, в означенный день и час – на рассвете, пока улицы пусты и прохладны, а мосты едва сомкнули над свинцовой водой свои стальные ладони. Под шепот капризного, балтийского бриза новые пилигримы покидали чертоги величественного и всё-таки любимого Города!
Фары, поворотники предательски глючили. Я мыкался с паяльником до последней минуты. Таможенники и те удивились. Видавшие виды, они, при оформлении выездных документов, даже опешили, увидев веломобиль. А потом пришли в замешательство. Опытные пограничники толком не знали, как классифицировать «четырёхколёсное чудо». Они долго судили-рядили, даже хотели развернуть нас обратно, но, разглядев, наконец, подпись одного из членов правительства Города, вписали веломобиль как «мотоцикл с коляской».
Радость, свобода – нас обуяли! Еще бы! Вместо примитивной бибикалки впереди нас победоносно неслась раздольная, великая русская песня «Катюша»! Улыбчивые такелажники поместили веломобиль в лоне многоэтажного, как сказочный сон корабля, пока мы, вымотанные до предела, воспринимали происходящее с помехами, точно через комнатную антенну телевизора советского образца. Я даже не помню, как мы добрались до своей каюты. Не помню, как обрушились в сон. Оттого, наверное, не было, ни пафосных слов, ни ностальгических взглядов назад…
Город трёх революций, вечного «Преступления и наказания» – расплылся, растаял в сердцах «Униженных и оскорблённых», которым любить было легче – честнее, чем ненавидеть!
8. Мрак слепил
Мрак слепил. Я проснулся среди ночи, стараясь сообразить: откуда доносится монотонный гул и что это значит?
– Людмила, – позвал я жену, – спишь?
– Включи свет, – послышалось снизу.
В кромешной, казалось, плотной как картон тьме, я перекочевал на нижнюю полку. В памяти постепенно восстанавливалась картина вчерашнего, суматошного дня.
– Волнуешься? – отчего-то шепотом спросила Людмила.
– Нет. А ты?
Выбрались из каюты. Казино, рестораны – крутились. Держась за руки, мы плутали по кораблю, наугад перемещаясь на лифтах. На верхней палубе нас приняла под свои могучие своды – божественная, роскошная полночь. Безоблачный горизонт беспрепятственно тянулся
