и повернулся.
У Зины челюсть отвисла – Так это Клавдия Васильевна? А что, муж умер у неё?
– Размечтался. Повернись и наклонись – Лёва подталкивал Зину к полку.
Но Зина не сдвинулся с места – Ты трахаешь жену директора?
– Да повернись ты! Да, жену директора.
Зина, наконец, повернулся к полку и чуть наклонившись, опёрся об него руками – А он не возражает? Директор.
– Он в Италии. И походу, надолго – Лёва усердно тёр мочалкой Зине спину.
– А дети? – Зина прогибался под крепкой дланью Лёвы.
– Нету – Лёва закончил натирать спину Зине и стал возёкать мочалкой живот.
Зина взял другую мочалку, и намылив тоже тёр живот, шею и ноги. Потом они ополоснулись.
– Ну что, парку? – Лёва плеснул из ковшичка на раскалённые камни, и вынув веник из шайки, встряхнул – Ложись братец. Поработаю веничком.
В баньке было жарко. Но когда Лёва плеснул из ковшичка на камни, Зине показалось, что уши сворачиваются. Он прижал ладони к ушам и присел.
– Да ты ложись. Весь жар под потолком соберётся, а на полке будет в самый раз.
Зина, не выпрямляясь в рост, залез на полок и лёг. Здесь, действительно, жар не обжигал, но когда Лёва взмахивал веником, раскалённый воздух из-под потолка, захваченный влажной листвой веника, обжигал спину. Но следом опускался веник. Шлёп. И горячая волна, растекаясь по телу, угасала. До следующего взмаха и шлёпа. Потом распаренные и раскрасневшиеся они сидели на кухне, и пили чай с мёдом. Хлопнула калитка и через полминуты в дверь постучали.
– Можна?
Лёва встал из-за стола и вышел в прихожую – Заходите Клавдия Васильевна. Чайку с нами попьёте. С братом познакомитесь.
– Ой, Лёвушка – женщина застеснялась – Я не знала что у тебя гости. Может мне тогда уйти.
Но по тону, Зина понял, что Клава хочет остаться и тоже встал из-за стола. И встав в проёме кухонной двери представился – Зиновий.
– Клава – представилась Клава, и покраснела.
Клавдия Васильевна была сухая как вобла, и плоская как доска. Но круглое личико было миловидно, дышало деревенской свежестью и чёрные, как смоль волосы, густой волной ниспадали на плечи. Дополняли картину большие, как у коровы, глаза с изумрудным блеском. Было в ней что-то ведьмовское. Определённо.
– Клавушка, ты останешься?
– Нет, Лёвушка. У меня завтра с утра собрание правления. В семь. Я пойду.
– Лапонька, хоть посиди с нами – уговаривал Лёва, женщину – Корова в стойле не мычит. Спиногрызов нету. Муж в золотой лагуне плавает. Когда домой собирается? Зину послушаем, он тут мне таких страстей наговорил.
– Посижу часок, так и быть – Клава расстёгивала телогрейку и тянула с плеч шаль.
Лёва взял телогрейку и шаль из её рук, и положил на лавку – Да не разувайся, Клавушка. Подморозило дорогу, грязи нету.
– Как не разувайся? Я с улицы, и русские же мы – Клавдия, наклонившись, стягивала сапоги. Но они подавались с трудом и Зина, будто подтолкнул
