перекрыл матери доступ к собственному сыну, когда жена изменила ему с сосунком-старлеем из гарнизонной прокуратуры. Он изгнал ее из дома со словами «Не позорь мою честь», «Я не позволю, чтобы Макса в школе попрекали матерью-шлюхой» и, что крепко отпечаталось в мозге невольно слышавшего все эти склоки ребенка, «Ты – крыса, которая украла у самой себя семью, глупая серая крыса»… Она рыдала, но не противилась суровому исходу. Ей досталась дочь. А старлей, как водится, слился – перевели в другую часть.
Так Макс остался с отцом. Что бывает сплошь и рядом, правда, в восьми из десяти случаев разводов ребенок достается маме…
Именно тогда в опустевшей служебной квартире на первом этаже завелась крыса. Грызла все подряд по ночам и гадила фекалиями. И тогда Кораблев смастерил приманку из отравленного сыра, крошеного стекла и мгновенного клея. Чтоб наверняка убить грызуна: отравить, изрезать внутренности и пригвоздить.
На утро крысу обнаружили дети. Макс и Лина, пятнадцатилетняя девочка на тот момент еще не переехала к матери. Крыса, еще живая, но уже дышащая на ладан сидела, поджав хвост, и дрожала, то ли от боли, то ли от безысходности. Но глазки ее не бегали, она глядела прямо и не шевелилась. Откуда было детям знать – отчего. От клея, немощи или от готовности к броску. Реакция Лины была предсказуема. Она убежала. Макс же присел рядом с крысой и уставился на нее без страха. А спустя секунду зарыдал от жалости. К крысе. Черт ее побери!
Лина позвала отца. Папа прибежал, ясное дело, с какой-то железякой, и добил крысу. Макс потом целый день с ним не разговаривал. Ранимое сердце…
Мачеха появилась позднее, когда Кораблев получил генеральскую должность и новую квартиру, с отдельным кабинетом и двумя санузлами.
Эта женщина была красива, но неприспособленна к офицерскому быту. Требовала к себе особого внимания, а после того, как забеременела и родила сына, вовсе села Кораблеву на голову. Она стала упрекать генерала за все подряд. За то, что забрал после развода сына. За ненормированный график службы. За то, что служил не в Белокаменной. Что годами мирился с теперь уже «убогой», на ее взгляд, квартирой, вместо того, чтобы обзавестись, как положено, домом на Рублево-Успенском. И еще за то, что воспринимал свою работу и должность не как Эльдорадо, а как территорию воинского долга.
Больше всех страдал Макс. Мачеха не способна была заменить мать. Мальчик скучал, и тоска эта съедала его изнутри.
Как-то, в день своего четырнадцатилетия, он спрятался за дверью спальни, думая, что со службы вернулся отец. Хотел разыграть папу, а в спальне появилась супруга Кораблева. Она как обычно прильнула к трюмо и принялась наводить многочасовой бессмысленный марафет из огуречных масок на свою почти девственную кожу. Макс любовался красотой женщины, на мгновение приняв ее за родную мать. Скоро он вышел из-за двери, да так напугал мачеху, что она выдала ему на его день рождения вместо подарка злобную тираду, что травмировала его психику на всю жизнь. Благо не сделала заикой…
– Ах-ты крысенок, – орала она, – Ты здесь никто!
